Присягнувшие Тьме

— Это все? Никаких других ужасов?

— Вам этого недостаточно? Ее описание было очень точным. Само по себе это уже ново.

— Ново?

— Вспомните: прежде «лишенные света» не могли описать своего искусителя. Теперь их память удерживает подробности. Это одна из сторон происходящей перемены.

— А почему, по вашему мнению, каждый из этих людей изображает дьявола по-своему, совсем не таким, каким мы привыкли его представлять?

— «Легион имя мне, потому что нас много». Сатана любит принимать разные обличья. Но сущность всегда одна.

— Каждый «лишенный света» видит особое существо, словно специально созданное для него.

— Что вы хотите сказать?

— Этот образ мог прийти к ним из их прошлого. Своего рода психическая конструкция, собранная из их воспоминаний.

— Мы об этом думали. Мы исследовали историю Агостины. Никого похожего на бледнолицего ангела. Никаких ртов с расширителями и зубами вампира. К чему вы клоните, Матье? Вы полицейский. Так работайте на земле.

— Мы на ней, матушке, и находимся, ваше преосвященство. Я вскоре вам снова позвоню.

Я стал рыться в своих записях. Фуко оставил мне координаты психиатра Раймо Рихиимяки: Юхи Валтонена. Я набрал десять цифр, включая код страны. Это был номер мобильного телефона — где бы он ни находился, я его достану.

Послышался гудок. Выпал ли уже в Таллине снег? Я ничего не знал об этой стране, кроме того, что она — самая северная из стран Балтии. Я представил себе серые берега, черные скалы, темное и ледяное море.

— Хеллоу?

Я назвал себя по-английски. Мужчина свободно продолжил на том же языке. Он уже разговаривал с Фуко. Он был в курсе нашего расследования и был готов мне помогать. Слышимость была хорошая. Словно отполированная морским ветром. Я тут же задал ему вопрос о предсмертном опыте Раймо.

— У него были какие-то воспоминания, — подтвердил психиатр.

— Он вам описал того, кто ему являлся?

— Раймо говорил о ребенке.

— О ребенке?

— Скорее о подростке. О ком-то очень юном, толстеньком, плавающем в темноте.

— Описал ли он вам его лицо?

— Насколько помню, да. Раздавленное лицо. Или изуродованное. Раймо говорил о свисающих клочьях мяса. Морда окровавленного бульдога…

Еще один кошмар. Но ничего общего со стариком Люка и с ангелом Агостины. У каждого «лишенного света» свой собственный демон.

Я продолжил свою мысль:

— Не думаете ли вы, что это видение было ему внушено кем-то из его окружения?

— Каким образом?

— Может, из памяти выплыл чей-то забытый облик, искаженный бредом?

— Нет, я интересовался его прошлым. Никого похожего рядом с ним никогда не было. Да и разве такой кошмар встречается в реальности?

Мой психоаналитический след завел в тупик. Валтонен продолжал:

— У вас есть другие свидетельства подобного рода?

— Да, несколько.

— Мне было бы интересно с ними познакомиться.

— Ради бога, только чуть позже. Когда у меня будет больше времени, я пошлю вам всю документацию. Обещаю.

— Спасибо. У меня последний вопрос.

— Говорите.

— Все ваши другие свидетели стали убийцами?

Я подумал о Люке. И против воли, о Манон. И сухо ответил:

— Нет, вовсе нет.

— Тем лучше. В противном случае это походило бы на эпидемию бешенства.

Поблагодарив его еще раз, я разъединился.

14 часов

Пора было подбивать бабки. По-настоящему браться за расследование и завершать его.

Пора было допросить Люка.

98

Теперь Люк находился в специализированном клиническом центре Поль-Гиро в Вильжюиф. В данном случае слово «специализированный» было эвфемизмом, означавшим «психиатрический». Люк сам подписал распоряжение о помещении в эту лечебницу на «непринудительное лечение», то есть он мог выходить когда хотел.

15 часов

Я добрался до клиники, когда день уже начинал меркнуть. Сколько хватает глаз — черная ограда, отделяющая обширную территорию от пригородных особнячков. Паскаль Зукка, психиатр-гипнотизер, объяснил мне, где найти Люка. Я вошел в ворота, повернул налево и пошел по аллее, вдоль которой стояли двухэтажные постройки. Каждый корпус напоминал самолетный ангар — бежевые стены и выпуклая крыша.

Я отыскал корпус 21. Сестра в регистратуре взяла связку ключей и повела меня в глубь здания. Длинное помещение, разделенное переборками, в которых были двери с круглыми окошками, напоминало внутренность подводной лодки. Нужно было пересечь отсек, чтобы попасть в другой: в столовую, телевизионную комнату, мастерскую трудотерапии… Все было совершенно новое — желтые стены, красные двери, белые потолки с встроенными светильниками. Мы беззвучно шагали по черно-серому линолеуму.