— Так-то оно лучше. Ты здесь по делу Симонис?
Я кивнул.
— Официальная командировка?
— Скорее полуофициальная.
— Тогда тебе здесь нечего делать.
Он нырнул в свой сундучок и извлек оттуда желтоватую бутылку:
— Отведаешь моего «десертного винца»?
— Что-то я не вижу здесь десерта.
Он снова засмеялся. В другой руке он держал два стакана, постукивая ими, будто кастаньетами.
— Слушаю тебя, — сказал он и наполнил поставленные на траву стаканы.
Я вкратце рассказал ему о расследовании Люка, о его самоубийстве, об уликах, которые привели меня сюда, изложил свою гипотезу о том, что существует связь между делом Симонис и этим актом отчаяния. В конце рассказа я показал ему фотографию Люка, ожидая в очередной раз услышать: «Никогда его не видел». В ярких солнечных лучах жужжали насекомые. День обещал быть великолепным.
— Насчет смерти Сильви, — сказал он, отхлебнув вина, — я толком ничего не знаю. Этим делом я не занимался.
— Почему?
— Досрочный уход на пенсию. В «Курье» решили, что я выдохся. А тут как раз подвернулось это дело. Отличный предлог, чтобы списать Шопара в архив.
— Но почему именно из-за этого дела?
— Они вспомнили, как я увлекся первым делом. И сказали, что я слишком пристрастен. Вот и послали другого репортера. Совсем зеленого. Он-то не станет воду мутить.
— Они хотели избежать лишней шумихи?
— Вот-вот. Тут дело политическое. Не стоит бросать тень на репутацию нашего края. Ну я и решил откланяться.
Я поднес стакан к губам — местное желтое вино. Кстати, отличное, но у меня не было настроения для дегустации.
— Но ведь вы наверняка провели собственное расследование?
— Это не так-то просто. Из жандармов ничего не вытянешь.
— Даже у вас не получается?
— Особенно у меня. Старые офицеры, мои приятели, уже вышли в отставку. Из Безансона прибыла новая команда. Полные придурки!
— Такие, как Стефан Сарразен?
— А он самый главный придурок.
— А родня Сильви? Их вы не расспрашивали?
— У Сильви никого не было.
— А муж у нее когда-нибудь был?
— Сильви давно овдовела. Она уже была вдовой, когда убили Манон.
— Отчего он умер?
Шопар ответил не сразу. Он поставил пустой стакан, аккуратно разложил поплавки, крючки и лески по отделениям сундучка. И снова взглянул на меня:
— Тебе нужна вся история с начала до конца, так ведь?
— За этим я сюда и приехал.
Журналист положил набор крючков в одно из отделений:
— Фредерик Симонис разбился на машине в 1987 году.
— Несчастный случай?
— Какое там! Пьян был в стельку.
Ничего себе семейный портрет: муж-пьяница погиб в автокатастрофе, малолетнюю дочь утопили в колодце. А теперь и сама часовщица убита самым зверским образом. Все эти случаи связывал только сам факт смерти. Казалось, Шопар почувствовал, что мне не по себе.
— Фредерик и Сильви познакомились, когда учились в Политехническом институте в Бьенне, в кантоне Берн. Самый прославленный институт часового дела в Швейцарии. Они были совсем не похожи. Он папочкин сынок из богатой безансонской семьи. Она дочь вдовца, часовщика из Нанси, который умер, когда ей было тринадцать лет. И талантом они были не равны. Он как специалист никуда не годился, хотя родители и помогали его карьере. Она получала государственную стипендию. Упорная и очень одаренная. Руки у нее были золотые, как говорят в наших краях. В часах она разбиралась как никто.
— И они были счастливы в браке?
Рыбак захлопнул сундучок:
— Да, как ни странно. По крайней мере, поначалу. Поженились они в восьмидесятом году. Потом родилась Манон. И все пошло наперекосяк. Фредерик спивался, а Сильви горбатилась в одной мастерской, работала на такие фирмы, как «Ролекс», «Картье», «Жеже Ле Культр» — в общем, самые известные. Собирала драгоценные часы для арабских принцев и банкиров. Единственным, что их связывало, была дочь. Они в ней души не чаяли. А камнем преткновения стали родители мужа. Сильви они никогда на дух не переносили. После смерти Фредерика они даже попытались отнять у нее Манон. Но только зубы обломали. Со всем своим богатством они ничего не могли поделать. У матери была безупречная репутация.
— А почему после гибели Манон Сильви не уехала из этих мест? Расследование, слухи, обвинения, воспоминания… Почему она не попыталась укрыться от всего этого? Ведь теперь ее ничто не удерживало в Сартуи.