Эссиорх посмотрел на нее с вежливым недоумением.
– Для того, чтобы отравиться каплей яда в вине, совсем необязательно знать, что она там есть! – сказал он. – Достаточно, что страж света – а Дафна все еще страж света! – встречается с мальчишкой, воплощением мрака…
– Послушай, – сказала Ирка, злясь на Эссиорха. – Все это, конечно, замечательно, но разве Даф не твоя подопечная? Зачем ты говоришь обо всем этом мне? К чему эти рассуждения в духе старой тетушки, для которой болтовня – единственная оставшаяся в жизни радость, не считая телевизора, который весь одна сплошная сплетня? Скажи об этом Даф.
– Не могу. У меня приказ молчать!.. И – еще один приказ, уже общий для тебя и для меня, – покачал головой хранитель.
– Какой?
Эссиорх втянул носом воздух.
– Валькирия-одиночка, мы с тобой должны похитить Даф! – произнес он так твердо, как говорят только сомневающиеся в своей правоте.
Ирке подумалось, что она ослышалась. Нет, надо все-таки не полениться и купить ватные палочки для чистки ушей.
– Как похитить? Зачем ее похищать? Просто отзови ее и все. Ты же ее хранитель. Думаю, Дафна послушается, хотя и без восторга.
Эссиорх посмотрел на нее терпеливым взглядом в стиле «если-ты-считаешь-что-ты-самая-умная-это-не-так». Следуя правилам все той же молчаливой игры, Ирка ответила ему взглядом в стиле: «нет-это-так-и-тут-уж-никуда-не-денешься».
Хранителю ничего не осталось, кроме как пуститься в объяснения.
– Думаешь, я сам до такого бы не додумался? Но нельзя. Оставлять Даф здесь, в человеческом мире, значит длить муку и подвергать ее искушениям. Свет этого не хочет. Если Даф улетит сама, мрак заподозрит, что его водили за нос и что в одном из его отделов была шпионка. Начнутся разборки, пойдут слухи, полетят головы. В большой игре света и мрака так не делают. Все должно быть отыграно чистенько, как по нотам. Свет требует, чтобы похищение обставили по всем правилам жанра. Напасть на резиденцию мрака, схватить Даф и доставить в Эдем насильно.
– И ты это сделаешь? ТЫ? – не поверила Ирка.
Эссиорх покрылся неровным румянцем, как груша, повернутая к солнцу одним боком.
– Ты заблуждаешься, валькирия. Тебе кажется, что приказы света можно не выполнять, потому что свет добренький и все простит? Так?
Ирка замешкалась с ответом. Вероятно, где-то в глубине души она действительно считала свет слишком мягким.
– А слушать, конечно, можно лишь тех, кто на тебя орет. Только их принимают всерьез. Сколько изначально хороших людей вынуждены были стать жесткими как подошва, хамами по этой самой причине! – продолжал Эссиорх с болью.
Заметно было, что для него самого этот вопрос далеко еще не решенный.
– Все равно не понимаю, почему именно ты должен похитить Даф, – повторила Ирка.
– Если я не похищу Даф, это сделает кто-то другой, кого пришлют вместо меня, но тогда Дафна может пострадать, – отчетливо сказал хранитель.
– Ну хорошо. А что будет с Даф в Эдеме? – спросила Ирка.
– Меня заверили, что в Эдеме ей ничего серьезного не грозит. Легкий формальный выговор, после которого ее из помощника младшего стража без особого шума сделают младшим стражем. Вот только в человеческий мир Даф отпустят не скоро. Она и так слишком попала под его влияние. Да и не только она…
Эссиорх бичующим взором посмотрел на свой правый кулак, чуть опухший и сбитый, будто не так давно ему пришлось встретиться с нетрезвым прямостоящим предметом.
Ирка промолчала. Что ж, пусть Дафна вернется в Эдем, раз так решил свет. Валькирии – воины света. А когда воину отдают приказ, он должен повиноваться.
– Когда мы должны ее похитить? – спросила она деловито.
Эссиорх стал загибать пальцы:
– Тридцать первое, первое… Не позже чем вечером второго числа. Да, именно второго вечером!
Глава 4
Два дара Евгеши Мошкина
Если кто воображает, что тот, кого он любит, питает к нему ненависть, тот будет в одно и то же время и ненавидеть, и любить его. Ибо, воображая, что он составляет для него предмет ненависти, он в свою очередь склоняется к ненависти к нему. Но он тем не менее любит его. Следовательно, он в одно и то же время будет и ненавидеть, и любить его.
Б. Спиноза
Мошкин проснулся. Некоторое время сознание стыковало реальность с недавним сном, где он был птицей-нырком. Причем нырком, который стоял на берегу и боялся войти в воду, потому что не был уверен, что умеет плавать.