Тайная магия Депресняка

– Почему ты нам помешал? Мы выслеживали кота почти двое суток! – устало спросил страж.

– Зачем вам кот? Он же живой! – шепотом ответил Мошкин.

Фукидид усмехнулся:

– О, Эдем! А по-твоему, нам нужен дохлый? Если бы у всех стражей мрака было твое сострадание!.. Ты будто не видел, что он держал в зубах?

– Видел… кости какие-то рыбьи, – вдруг неожиданно сказал Мошкин.

– Видел? – спросил страж с особым выражением.

Он привстал на цыпочки и зорко вгляделся в глаза Мошкина. Евгеша забеспокоился. Он так и не понял, что именно обнаружил Фукидид у него в глазах, но тот явно что-то обнаружил.

– Так и есть… Ну так скоро ты сам поймешь, что такое артефакт-пересмешник!.. Прощай!

Окончательно утратив к Евгеше интерес, златокрылый повернулся и взлетел. Мошкин проводил его взглядом и вдруг обнаружил у Фукидида собачий хвост, вилявший как будто даже с некоторой дружелюбностью.

– А-а-а-а! – выдохнул Евгеша.

Он пугливо моргнул и вновь ощутил лукавый укол в роговицу левого глаза. Мошкин инстинктивно закрыл его ладонью. Теперь, когда он смотрел на мир одним глазом, хвост у златокрылого исчез…

Мошкин долго стоял неподвижно, боясь убрать ладонь. Кто-то бесцеремонно толкнул его сумкой и велел проходить. Мошкин обернулся, машинально опустив руку.

Он увидел сердитую дамочку неопределенного возраста, которой он загораживал дорогу. Маленькое воинственное лицо, где каждая мышца пропахала свою складку, встопорщенные короткие волосы, мокрая черная шуба… Такая не отстанет. Мошкин покорно шагнул в сугроб. Женщина прошла, и он увидел у нее небольшой, довольно неприятный, но крайне задиристый хвост с несколькими рядами полосок. Знакомый какой-то хвост… У кого же он видел такой? У обезьяны? У енота?

Женщина что-то заподозрила и обернулась.

– Ты куда смотришь, а? Маленький нахал! Вот я тебя! – закричала она.

Мошкин повернулся, издал жуткий крик и со всех ног помчался к резиденции мрака. Отовсюду ему виляли хвосты.

Глава 5

Флейта с оптическим прицелом

Жила некогда тигрица – гордая, сильная и красивая. Джунгли трепетали перед ней, и даже сильные тигры уступали дорогу. Однажды, проходя самое скучное место джунглей, тигрица увидела мышеловку, прикованную цепью к пню. Она прошла мимо, но после смутилась и сказала себе:

– Не может быть, чтобы я, гордая тигрица, испугалась такой дрянной и жалкой ловушки!

Тигрица вернулась и сунула в мышеловку лапу. Мышеловка захлопнулась и прищемила ей коготь. Тигрица дернулась – раз, другой, третий – никак. Противная маленькая гадина держала крепко. Тигрице стало стыдно. Вокруг ходили звери и с интересом на нее косились.

«Если я позову на помощь, – размышляла тигрица, – то все увидят, что я, гордая тигрица, попалась в мышеловку! И это будет позор! Все станут смеяться! Нет, уж лучше смерть!»

Тигрица сидела и вынужденно улыбалась. Так она просидела три дня, ослабела, но позиций не сдала и помощи не попросила.

А потом пришел дрессировщик, надел на ослабевшую тигрицу ошейник и увел ее в цирк, где заставил прыгать через кольца. Это был опытный дрессировщик, который, хоть и курил опиум, отлично знал, что поймать самую умную и сильную в джунглях тигрицу можно только на самую паршивую, самую ничтожную мышеловку…

Тигрица и мышеловка

В то утро у Мефа едва хватило терпения, чтобы прочитать требуемое количество страниц. Никогда прежде книги из Тартара не вызывали у него такого раздражения. Схемы, имена, даты, формулы ядов, анатомические пособия… Кто, кого, когда, зачем и почему убил, обжулил, предал… О небо! Когда же закончится это скучное однообразие! Хотя – стоп! – о небе думать опасно, а то руна выпотрошенного школяра живо тобой займется.

Наконец он захлопнул книгу и, с немалым удивлением убедившись, что у руны школяра к нему претензий нет (если она, конечно, не отложила их до более подходящего случая), стал одеваться.

Пятью минутами позже заглянувший Мошкин сидел в комнате у Мефа и, обхватив колени, смотрел, как Меф босиком шлепает по паркету, сбрасывая со стульев рубашки и свитера. Стекла в рамах дрожали. Они, как барометр, первые улавливали нетерпение хозяина.

– Что ты ищешь? – спросил Мошкин.

На его бледном лице боролись два великих неразрешимых вопроса: откуда все берется и куда все девается.

– Чистые носки… – ворчливо ответил Меф.

Он наконец выудил их из кучи вещей и подозрительно оглядел, что-то вспоминая.