Парикмахер

Холгер опять уставился на листву деревьев: то ли скучал, то ли ему было больно говорить на эту тему? Ладно, не важно, я должен двигаться дальше. Ради чего мы со Стефаном прели больше часа в машине?

- В издательстве много говорят про смерть Александры. Высказываются самые разные версии, - сообщил я.

- В самом деле? Например, что?

- Чаще всего речь идет о ее новом друге.

Кай перестал массировать ногу и уставился на какой-то камешек. Глаз он не поднимал.

- Его никто не знает, - продолжал я. - Александра рассказала мне о нем, но только намеками.

- Меня это не интересует, - отрезал Холгер.

- Кай, а ты что-нибудь знал про нового друга твоей матери? - спросил я. Стефан толкнул меня в ребра.

- Я не хочу, чтобы Кая втягивали в эти дела. - Холгер уже злился. - Вся история и без того слишком тяжела для мальчика.

Я не сдавался.

- К счастью, еще есть Клаудия. Александру наверняка порадовало бы, что ее подруга так заботится о мальчике. Если бы она могла узнать об этом. - Стефан снова двинул меня по ребрам.

- После похорон я уеду в Берлин вместе с Каем. Мальчик там отдохнет от этой истории. Нам нужно прийти в себя от шока, опомниться. Впрочем, вас это уже не касается. - Холгер решительным жестом завинтил термос. - Ты идешь, Кай?

Мальчик взял протез и стал пристегивать его к ноге.

Времени у меня не оставалось. Теперь или никогда. Я был вынужден говорить открытым текстом. Возьму пример с Александры и, чтобы хоть как-то его подцепить, отброшу стыд.

- Между прочим, - начал я и бессовестно соврал, - в свой последний вечер, то есть незадолго до убийства, Александра мне сообщила, что вы приехали в Мюнхен. По-моему, полиция располагает другой информацией - что вы в то время находились еще в Берлине.

- На что вы намекаете? - Внезапно Холгер зашипел, так что изо рта полетели брызги слюны.

- На то, что вы не сказали полиции всю правду.

- Что вы себе позволяете!

Кай смотрел то на отца, то на меня. Мне было не по себе.

- Я не хочу делать никаких выводов, - сказал я. - Этот факт лишь озадачил меня.

- Вам хотя бы ясно, что вы мне тут приписываете? Вы… вы… парикмахер!

- Простите, пожалуйста, - вмешался Стефан. - Речь идет лишь о снятии противоречия. Вы утверждали, что в то время, когда произошло убийство, вас в Мюнхене не было. Ваша погибшая жена сказала другое.

- А вы кто такой? - Лицо Холгера побагровело и теперь напоминало солнце на закате.

- Стефан Хаммершмид, адвокат.

- Адвокат. Еще интересней! Я не собираюсь тут перед вами оправдываться. Если хотите что-либо против меня предпринять, ступайте в полицию! Кай, ты готов наконец-то? - Холгер почти кричал.

- Пожалуйста, не волнуйтесь. Я сожалею…

- Ни хрена вы не сожалеете!

Кай прижал кулаки к глазам.

- Что все это значит? - завыл он. - Что вы делаете?

- Вот видите, что вы устроили? - Холгер схватил сына за плечо, но тот завыл еще громче.

- Оставь меня, оставьте все меня в покое! Говнюк! Отцепись от меня! Говнюк! Говнюк!

Холгер навис надо мной. На его гладком лбу, словно маленькая петля, билась вена, дыхание отдавало кисловатым кофе.

- Принц, вы еще пожалеете об этом. Клянусь!

После этих слов он быстрым шагом двинулся к автостоянке вслед за сыном. Кай подволакивал левую ногу, словно она больше не принадлежала его телу.

13

Мать шла по салону, как государственный деятель, приехавший с визитом в другую страну. Я скромно сопровождал ее. Она по очереди поздоровалась с Беатой, Деннисом, Керстин, Бенни и другими стилистами, спросила про Китти, которая еще не вернулась из отпуска, и с любопытством осматривала комнаты. Она еще не была здесь после ремонта. Ей понравились светлые тона в передней части салона, где стригут. Зато пестрые абстрактные картины на штукатурке она назвала жуткими. Поинтересовалась, из какого материала сделан темный паркет, похвалила непринужденную рабочую обстановку и дала совет - поставить на стойку разноцветные вазочки для конфет - мол, надо порадовать глаз броскими цветовыми пятнами.

Словом, она была в своем репертуаре. Наконец, мать села в кресло, ее закутали пелериной. Она болтала ногами и разговаривала со мной. Ее мысли были заняты изготовлением карамели для чая и кофе, а мне хотелось доказать, что я хороший парикмахер. Я обслужил ее по полной программе: краска, стрижка, чай с травами. Впрочем, мать потребовала кофе, «такой, Macchiato», и «Файнэншл таймс», «пожалуйста, на английском». Суперглянцевые журналы она отвергла. Через два часа она покрутится перед зеркалом и заявит, что стрижка опять получилась коротковата, а вот цвет красивый.