Таня Гроттер и пенсне Ноя

– Он любит морковь! – задумчиво сказал академик.

– Кто? О чем это вы? – сердито спросила Медузия.

– Я говорю, Пегас любит морковь. Я тоже, кстати, очень ее люблю, – пояснил Сарданапал.

Медузия нахмурилась:

– Академик! Вы что, смеетесь надо мной? Мне кажется, вы сознательно уходите от серьезного разговора. Ваше легкомысленное отношение к жизни и вообще ко всему материальному вызывает у меня опасения! Вы витаете в облаках!

– Хм… В природе нет нового вещества. Вещество, которое теперь составляет наше тело, когда-то было кем-то или чем-то еще. Каким-то другим человеком, животным, растением, землей. Вон вода во рву – а это не вода, а какой-то кругообращающийся в природе мертвец. Ну не тошно ли жить после этого? А ты говоришь «материальное»!

– И к чему это было сказано?

– Ни к чему. Меди, мне кажется, в последнее время ты становишься какой-то чересчур правильной, чересчур бескомпромиссной. Вспомни, какой ты была в тот год, когда я оживил тебя после истории с Персеем? Подвижная, как ртуть! Вспыльчивая, точно порох! Как ты любила бить посуду и как хохотала! Кажется, именно тогда стены Тибидохса дали первую трещину… А крыша, крыша текла и тогда. Только тебе это было не важно.

– Все это было давно, Сарданапал! Все это было давно, и все это было неправда, – сказала Медузия, и Гломов услышал ее удаляющиеся шаги.

На мосту остался один Сарданапал. Его раздраженный голос разнесся далеко над заболоченным рвом:

– Черт бы побрал этих женщин… Ну не создан я для семейной жизни! Черт, черт, черт, черт!

– Кк-кква! Кк-кква! – сочувственно отозвались лягушки.

Глава 7

СЕКРЕТНАЯ МИСКА ПОРУЧИКА РЖЕВСКОГО

Приглашение в Тибидохс, посланное Генке и оказавшееся у дяди Германа, так и не попало к адресату. Пьяненький купидончик даже не вспомнил о потерянном конверте. Бульонов же вообще ничего не знал. Размышляя о своей горькой судьбе, Генка ворочал в супе ложкой, изображая оживленное поглощение супа. Есть у них в семье полагалось быстро, в противном случае мама немедленно кидалась к телефону вызывать «Скорую», требуя, чтобы Генку вскармливали глюкозой внутривенно.

Едва с супом было покончено, мама подошла к шкафчику рядом с вытяжкой и потянула на себя дверцу. Увы, Генке слишком хорошо было известно, что это может означать.

– Мам, сколько раз тебе говорить: я не люблю чихол! И дохлоцин солютабтоже ненавижу! – безнадежно сказал он.

– А я не переношу, когда ты упрямишься! Посмотри на свой цвет лица: ты же весь бледный! Я и без анализов вижу, что у тебя гемоглобин, как у трупа! – закипела мама.

Краснощекий Бульон, гемоглобин которого вызвал бы сладкие грезы у любого вампира, открыл рот, позволив залить в себя ложку сиропа от кашля.

Чихол и дохлоцин солютаб прописал ему врач, когда Генка учился еще в третьем классе. К сожалению, врач забыл указать, как долго их следует принимать, только сказал: пока ребенку не станет лучше. И вот прошло уже почти пять лет, а мама Бульона все считала, что улучшение не наступило. Более того, бедной маме даже не приходило в голову, что просто для того, чтобы пережить пятилетний прием лекарств, надо иметь лошадиное здоровье.

Поморщившись, Бульонов потянулся к таблеткам, но вдруг завопил, сорвавшись с табуретки. Бедняге померещилось – хотя какое там померещилось! В пустой суповой тарелке лежали два дико вращавшихся глазных яблока, вырванные из орбит. Генка закричал.

– Что с тобой? – Мама кинулась к нему.

– Там, там! Нет, не смотри! – охнул Бульон.

Придерживая очки, мама заглянула в тарелку.

– Я всегда говорила: оставлять яичные желтки – это признак болезни.

Бульонов с ужасом посмотрел в тарелку и убедился, что мама права. Да, всего лишь желтки. Он вытер со лба пот. Принять желтки за глаза – это уже диагноз. Пока Генка терзался, мама приблизилась к нему и доведенным до автоматизма движением гладиатора, вонзающего в противника короткий меч, вставила ему под мышку стеклянный столбик градусника.

– Ужасно! 36 и 9! – сказала она пару минут спустя.

– Это же нормально.

– Что ты понимаешь! Такая температура бывает у туберкулезников! Неделю назад ты как-то странно кашлял во сне. Я подумала, что ты просто поперхнулся. Теперь же я вижу, что не все так просто. Завтра же сдаем анализы! А теперь иди к себе и делай уроки!.. Гулять вечером не будешь. И чтобы в девять ноль-ноль был в кровати.

– НЕ-Е-ЕТ! – закричал Генка.