104  

Установить личность танкиста не представилось возможным. Никаких документов при нем не оказалось. На комбинезоне имеется надпись «Вилли Леман». В сознание он так и не пришел и был направлен мною в медсанбат, где и находится в настоящее время. Организована его охрана.

В результате уничтожения танков, наносивших удар по нашим позициям у деревни, атака противника захлебнулась. Его артиллерия прекратила огонь, и атакующие подразделения отошли.

Потери немецко-фашистских войск на нашем участке составляют, по предварительным оценкам, до роты пехоты убитыми и ранеными, два танка уничтожены и два подбиты. Один танк (бортовой номер 134) нами захвачен и используется в обороне. Нами также взяты трофеи: один ручной и один станковый пулеметы.

Потери батальона составляют:

1) Уничтожены два орудия ПТО и одно повреждено.

2) Разбито артиллерийским огнем и авиацией три пулемета и один миномет.

3) Батальон потерял убитыми 42 человека. В том числе двух командиров рот и одного командира взвода. Ранено 34 человека. Раненые бойцы направлены в медсанбат.

Командир 2-го батальона 141-го отдельного стрелкового полка старший лейтенант Воропаев В.П.

Глава 35

За окном пела птица. Соловей? А поют они сейчас?

Это было настолько неожиданно; что я даже и не обратил внимания на окружающую обстановку. Лежал и слушал. Так странно было слышать пение маленькой птички. В ушах еще стоял звон, и все тело болело от синяков и ушибов. Мне казалось, что я уже навсегда утратил способность не то чтобы восхищаться, но даже и замечать эти маленькие чудеса природы. А вот, поди ж ты… Лежу и слушаю.

Пернатый певец издал еще несколько переливистых рулад и замолчал. И сразу же я услышал далекий гул. Выстрелы? Взрывы? Не понять — далеко…

А кстати, где я?

Брезентовый потолок… такие же стены… палатка? Да, старая армейская, сейчас таких и не используют уже. Разве что на складах остались… Да и то, там уже более современные есть. А эта… уж больно она потрепана… вон, даже дыры есть. Хоть и зашиты (причем в спешке и неаккуратно), но отсюда я их вижу.

Так… Палатка, несколько кроватей. ПМП? Мой взгляд упал на табуретку около кровати. На ней лежал комбинезон черного цвета Это что? Чье и откуда?

За пологом палатки слышался негромкий разговор. Слов я разобрать не мог (в ушах еще звенело), но понять, что звучали два голоса — мужской и женский, сумел. Медсестра? А второй кто?

Ладно, сейчас посмотрим… Я откинул одеяло, собираясь встать.

Со звоном покатилась по полу жестяная кружка. Она лежала на одеяле у меня в ногах, и я ее попросту не видел.

Разговор тут же прекратился, и в палатку заглянули двое. Точно — медсестра! И прехорошенькая. Странно, мне знакомо ее лицо…

Вторым был невысокий солдат, одетый в военную форму времен войны. Опа, и петлицы есть! А погон нету… почему?

— Гля, Маришка, фриц очнулся! Ну, давай, беги до главврача, чегой-то он им интересовался давеча… Э-э, ты сиди там!

Но и без него понятно, что вставать мне еще рановато. Стены палатки зашатались у меня перед глазами, пол угрожающе накренился. Я снова опустился на кровать, пережидая качку.

— Во, вот так и лежи! — солдат удовлетворенно осклабился. — Куда бечь-то собрался?

— До ветру… — прохрипел я и даже не узнал своего голоса.

— Это уж сестру обожди, она тебе все и устроит… Погодь! Так ты по-нашему говорить могешь?

— Могу. Только я не немец.

— Эк! А одежка на тебе чья? А танк откеля?

Какой еще, на хрен, танк? Одежка? Это комбез, что ли?

На улице послышались быстрые шаги, и в палатку ворвалась медсестра.

— Маришка, энтот фриц до ветру хочет! А ноги не держат его совсем.

— Ладно, Петь, это уж моя забота. А ты давай делом своим занимайся — охраняй! Я уж тут сама как-нибудь справлюсь…

Через несколько минут я лежал на кровати уже в более собранном состоянии, нежели до этого. Так… что мы имеем? Старая палатка, солдат в форме доисторического образца, фриц… ага, еще и комбез этот. Бред какой-то… стрельба в отдалении… война? Снова-здорово сорок первый?

Полог палатки распахнулся, и внутрь вошел пожилой дядька в белом халате. Медсестра вскочила с табуретки и метнулась к нему навстречу.

— Как он?

— Вставать хотел. Только на ногах не стоит, качает его.

— Рано ему еще это делать, — дядька присел на табуретку. — Вы меня не узнаете?

  104  
×
×