Андреевское братство

И все же вопрос, для чего солидному домовладельцу в благополучные царские времена потребовалось оборудовать подобное убежище, оставался. Версия с сумасшествием, конечно, отпадала. Навскидку я нашел сразу четыре объяснения.

Хозяин мог быть очень предусмотрительным человеком, может быть, даже ясновидцем, и готовился к грядущим революционным беспорядкам. Не к тем, что произошли здесь на самом деле, а гораздо более скромным, того типа, что случились в моем мире в 1919—1920 годах.

И рассчитывал эти беспорядки пережить здесь, исчезнув бесследно на время и наблюдая за происходящим из невидимых снаружи окон.

Другой вариант – домовладелец, носивший, кстати, немецкую фамилию, знал о грядущей войне и приготовил в самом центре Москвы тайную штаб-квартиру для разведчиков любезного фатерлянда. Почему в Москве, а не в тогдашней столице? А откуда мы знаем, может, и там имеется нечто подобное? Москва же в любом случае не может не представлять интереса.

А отсюда весь город как на ладони. До самых дальних, пригородных деревень и теряющихся в туманной дымке глухих подмосковных лесов.

Третий – уголовный. Здесь могла размещаться, к примеру, лаборатория фальшивомонетчиков.

И четвертый – данное помещение предназначалось не для самого господина Нирензее, а, с равной вероятностью, для жандармского управления или каких-нибудь эсеров и социал-демократов. И построено вообще без ведома хозяина. По сговору с архитектором и подрядчиком. Менее вероятно, но не исключено.

В комнате, выходящей в сторону Кремля, я нашел военный полевой телефон в футляре из толстой кожи, красный лакированный провод которого уходил вниз, в лестничный колодец, и артиллерийскую стереотрубу на треноге. Рядом, на столе, лежала карта города, на которую я должен был наносить визуально наблюдаемую обстановку. Не хватало только поблизости артиллерийской батареи, которой я мог бы давать корректировку огня.

А может быть, и есть где-то, только я об этом еще не знаю.

Вид отсюда открывался, с точки зрения туриста, великолепный. Бесконечное пространство крыш, то красных, то ржаво-желтых, то зеленых, двух-, трех-, пятиэтажные дома с квадратными и треугольными глухими дворами внутри, о существовании которых я и не догадывался, проезжая по улицам мимо, полоски и пятна покрытых осенним золотом и багрянцем бульваров и скверов…

Ни одного здания, сравнимого по высоте с этим, в поле зрения не было, разве только торчащий чуть левее модерный серый замок универмага Мюра и Мерилиза, семиэтажная коробка Лубянки, стена Китай-города, а сразу за ней кремлевские башни и колокольня Ивана Великого. Если бы на ней сидел грамотный наблюдатель с дальнобойной крупнокалиберной винтовкой или ракетным станком, он бы сумел при необходимости меня достать, а больше некому.

Я подстроил цейсовскую оптическую трубу по своим глазам, потом выглянул в коридор и прислушался. Полная, глухая тишина. Только вдалеке – легкое металлическое погромыхивание. Людмила, все время, пока я изучал помещение, ходившая за мной по пятам и злобно молчавшая, решила, наконец, заняться приготовлением обеда. Неистребимая женская сущность, или просто есть ей захотелось гораздо быстрее, чем мне.

Стараясь ступать бесшумно, но и не так, чтобы это выглядело, будто я подкрадываюсь, я пошел по направлению звука. На пороге кухни остановился. Людмила уже успела разжечь высокую и длинную, обитую черным железом печь, за приоткрытой дверцей полыхало алое пламя, рядом с топкой громоздилась куча поленьев и торчала ручка совка из помятого ведра с синевато поблескивающими кусками угля.

Сама она стояла у стола и, тихо ругаясь сквозь зубы, неумело ковыряла плоским ножевым штыком консервную банку.

Сапоги Людмила сняла, переобувшись в стоптанные войлочные шлепанцы, но револьвер оставила. Странные они здесь люди. Воображают, что наличие кобуры на поясе уже повергает в страх возможного противника. Расхаживает с отстегнутой крышкой, из-под которой торчит изогнутая деревянная рукоятка, и считает, что это я ее должен бояться, а не она меня. Не может себе представить, что человек с расстегнутой кобурой привлекает лишнее внимание и провоцирует желание у него этот пистолет отнять, пока он не совершил какой-то глупости…

Ощутив спиной мой взгляд, Людмила обернулась. И, как я и предполагал, рука у нее дернулась, возможно, и непроизвольно, к правому бедру.

Широкой улыбкой и протянутыми вперед пустыми руками я остановил ее порыв.