Брак Пейдж и Ника — всего лишь деловая сделка. Они не виделись уже много...
Шургин и не подозревал, что встреча с задиристой карьеристочкой Дианой...
На поляну из леса вылетел всадник. Один. За ним на длинном поводе еще две лошади, вьючная и подседланная заводная. Только вылетел – это слишком громко сказано. Высокий вороной жеребец скакал неровным, заплетающимся аллюром, подгоняемый скорее чувством долга, нежели шпорами всадника. И сам наездник держался в седле едва-едва, вцепившись не столько в поводья, как в переднюю луку. Тяжело ранен или смертельно устал.
Увидев человеческое жилье, конь посчитал свои обязанности исполненными. Доковылял до крыльца и остановился, запаленно дыша. Мотнул мокрой головой назад, как бы указывая на своего седока, и уставился на меня блестящим выпуклым глазом, в котором отражался свет фонаря.
Верхоконный, очевидно, не понимая причины остановки, вскинулся, дернул поводья, и тут я узнал в мокром, забрызганном грязью офицере княжну Елену, младшую дочь Великого князя Михаила. Как она оказалась здесь одна, без сопровождения и охраны, как разыскала в дремучем ночном лесу единственную, выводящую к монастырю дорогу? Я едва успел подставить руки, как девушка, сомлев, повалилась с седла, успев еще инстинктивно выдернуть из стремян ноги.
Пронзительным свистом я вызвал единственного остававшегося при мне бойца – водителя броневика.
– Возьми коней, Акинф, отведи в сенник. Расседлай, оботри, попонами накрой, потом напои, да осторожней…
– А то я не знаю, княже… Из наших кто прискакал али как? Живой хоть?
– Смотреть буду. Пока вроде живой, только на ногах не стоит. С конями закончишь, выезжай по дороге, – я махнул рукой, показав направление, – до мостика, там и стой. Пушку картечью заряди. Этот проехал, и другой кто может недобрым часом…
Почти бегом я донес княжну до дверей бани. Здесь, в отдельном помещении, традиционно располагалось нечто вроде медпункта. И перевязочная, и аптека, и санпропускник. Всегда тепло, чисто, в достатке горячей воды, под крышей вдоль стен развешаны пучки целебных трав.
При беглом осмотре открытых ран на теле девушки я не обнаружил. Стянул с нее насквозь мокрый, некогда голубой гвардейский доломан с погонами сотника. Белая полотняная рубашка почти свежая, надета явно сегодня, без следов крови, но тоже мокрая.
Значит, в худшем случае, контузия, а скорее всего – смертельная усталость, отчего и обморок. Откуда она скакала и сколько, и почему одна? Кто указал ей единственно верный путь?
Я похлопал Елену по щекам. Длинные ресницы дрогнули, она открыла глаза. Долго смотрела, не понимая, где находится. Потом узнала.
– Это ты, князь Игорь? Слава богу… – Мне показалось, она снова собралась потерять сознание.
– Княжна, откуда ты? Что случилось? Ты меня слышишь?
– Из Ржева. Большое сражение. Отец послал с письмом…
– Почему тебя одну? Что там случилось?
– Не одну, с полусотней. В Селижарово засада. Письмо – здесь, – она потянулась рукой к голенищу сапога и уронила голову. Я едва успел поддержать ее, чтобы не ударилась о край лавки.
От Ржева, верхом, почти полтораста верст. Даже урожденному степняку тяжело, а тут – юная девушка, пусть даже и умелая наездница. Одно дело – княжеская охота, совсем другое – война. Рысью, галопом, карьером, через леса, буераки, речки, под вражескими пулями… Полусотня, наверное, погибла, спасая Елену… Селижарово – это плохо, это очень плохо…
Стаскивая с девушки узкие, покрытые липкой рыжей глиной сапоги, я увидел заклеенное в пергаментный конверт письмо, скрепленное красной великокняжеской печатью. Ладно, успею, несколько минут уже ничего не решают, а княжна мокрая до нитки, продута осенними ветрами, ее растрясло сотнями верст отчаянной скачки. Если даже не подхватит воспаления легких, завтра не то что в седло вновь сесть, по комнате пройти не сможет. Нам эти дела знакомы… Вот сейчас пропарить ее как следует, сделать массаж, напоить крепкой медовухой, завернуть в бурку, тогда, бог даст, и обойдется. А то поутру такое может начаться…
Когда я начал раздевать Елену, руки у меня дрожали. Чего теперь скрывать, года два уже я был влюблен в княжну до умопомрачения. Нет – почти до умопомрачения, поскольку у меня хватало сил не только избегать бессмысленных поступков, но и не подавать виду, что…
Хотя Елена, как мне кажется, догадывалась кое о чем, и обращенные на меня взгляды часто бывали благосклонны, а слова – любезны.
Хорошо, что по долгу службы мне доводилось появляться при дворе не слишком часто. И вот сейчас…
«Нет, нет, ничего не происходит. Ты просто оказываешь помощь раненому товарищу», – уговаривал я себя, сноровисто, но осторожно освобождая княжну от неуместных на ее прелестном теле предметов солдатской амуниции. Но кто-то опытный и умный собирал ее в далекий путь. Никаких не позволил ей надеть женских штучек, которые через десяток верст растерли б кожу до крови и сами расползлись бы в клочья на втором десятке.