Чтобы помочь своему другу, нуждавшемуся в деньгах, Эмма Робартс,...
– Дай мне еще сигарету…
Я протянул ему портсигар, заодно, повинуясь давнишней журналистской привычке в меру сил соответствовать характеру и вкусам интервьюируемого, тоже взял сигарету, крутнул зубчатое колесико зажигалки. Еще раз убедился, что и для меня вкус дыма совершенно обычный, и запах тоже. Единственно – огонек тлеющего табака отливал непривычным зеленовато-фосфорным цветом.
– У меня такое впечатление, что на этом том свете все по правде. Телесно и материально. Сигарета вот. И ты… Челюсть как, не болит?
Он потрогал место удара пальцем. Пожал плечами.
– Не болит. Возможно, здесь все для каждого по-своему. У меня вот ботинок ногу начал тереть. Как только ты появился… – похоже, что предыдущего сюжета он уже совершенно не помнит.
Я повторил вопрос, что случилось с ним и Верой, когда они спустились в каюту.
– Она решила переодеться. Как это у живых принято. Вера вообще старалась вести себя, будто ничего не случилось. Ей так было легче…
– Ну да. Мы с Верой сидели в каюте, и – будто на мину яхта налетела. Жуткий удар – я потерял сознание и очнулся здесь. Ничего почти не помня. Долго бродил по лесу, вышел к деревне. Веру все искал, она единственное, что в памяти застряло. Мне без нее совсем тоскливо стало, да и она, казалось, заблудилась в лесу, меня ищет, зовет… – Он пригорюнился и развел руками. – Сейчас вот кое-что вспомнилось из прошлого – сам удивляюсь. Я ведь раньше хорошо соображал. Аллу твою спасали – у меня все получалось… А здесь голова будто соломой набита оказалась. Потом вдруг тебя увидел. Ночью где-то, на улице. Стрельба, трассы пулеметные воздух рубят, а ты на карачках ползешь, как краб полураздавленный. Тут я все и вспомнил, что перед этим было. Обрадовался. Убивают, думаю, тебя. Вот-вот, и напарник мне появится. Но ты снова исчез… Как тогда, в первый раз. Живучий ты, Игорь, однако… Не понимаю.
– Ты же сам подсказал, как мне выбраться. Значит, знал, что со мной на Земле случилось?
– Я?! – Лицо его выразило совершеннейшее удивление. – Мы с тобой не разговаривали. Я тебя увидел вот так, – он показал рукой расстояние до ближайшей стены. – Ты с каким-то автоматом вроде был. Очень на покойника похожий. И такой… неустойчивый, словно в туманном зеркале. Я тебя окликнул, подбежать хотел, за руку схватить… – Его гримаса вдруг показалась мне настолько двусмысленной, что холодок пробежал по спине.
– И все? И мы с тобой не разговаривали?
– Нет, – Артур снова пожал плечами.
Теперь уже я ничего не понимал. Потусторонний контакт у нас с ним состоялся, получается. А вот способ спасения я придумал самостоятельно? Пусть и в полубреду, но безошибочный, единственно в той ситуации верный.
– Как ты сюда попал? – вопрос Артура прозвучал теперь уже угрожающе. Вот странно, сидим два мертвеца (и я впервые с ужасом подумал, что вдруг я действительно умер наконец), разговариваем не поймешь о чем и чего-то боимся оба, хотя чего теперь в нашем положении можно бояться?
– Ха! Вот взял и пришел. Исключительно усилием воли. Посмотреть захотелось, так ли уж прекрасен твой загробный мир. Увы – разочарован.
– Пришел? Вот просто взял и пришел? А как обратно уйти – знаешь?
И я понял, что знаю. Этим знанием меня снабдили, провожая в неблизкий путь, как летчика парашютом. Сразу стало легко на сердце. А то ведь я с момента «переселения души» ощущал неявную, но неизбывную тоску, постоянную, как зубная боль. Именно такую, что, по описаниям, сопровождала в царстве Аида проникающих туда древнегреческих героев.
Даже когда держал за руку Елену. Но там я думал, что это от страха за нее.
– И меня сможешь вывести? – в голосе Артура прозвучала отчаянная, на грани истерики надежда.
Насколько же здешний Артур отличается от тех своих ипостасей, в которых я успел его узнать.
Был он нечеловечески жестоким зомби, был вполне благожелательным, хотя и заторможенным получеловеком, спокойным и расчетливым организаторм спасения Аллы, приятным, хотя и погруженным в себя спутником в океанском плавании… Сейчас же – издерганный, измученный, пытающийся бодриться, но глубоко несчастный человек.
Плохо все-таки на людей смерть действует. Даже такая необычная, как ему досталась. Вообще-то Гоголь об этом уже писал. Интересно, чисто эмпирически постиг суть проблемы или же?..
– А там, внизу (тут же я удивился, почему я сказал именно так? Подсознательно вообразил, что нахожусь на небе? А не правильнее ли предположить, что внизу как раз мы, в подземном царстве, Аиде, Тартаре, как там еще, а мир людей – над нами.), что ты будешь делать? Где тело возьмешь? Твое-то мы… – я осекся. Прилично ли говорить человеку, пусть даже такому, что его тело мы опустили в море, в пластиковом мешке, куда вместо традиционного ядра или колосника насыпали килограммов тридцать стреляных гильз.