Волчица, или дикая Лиза

— Уладил! — кивнул Морозов. — Мои ребята лодку заштопали, даже обили борта жестью, и мотор нашли, что у него увели, когда лодка болталась без присмотра. Конечно, и ему, и бабе пришлось немного заплатить, но они и без того не трепались. Конспираторы! Уже третий год амуры крутят!

— Та-ак! — пальцы Сенчукова изобразили бодрую дробь на столе. — Прокурора ты уговорил, а от меня чего хочешь? Допустим, Варламову освободят из-под стражи, но куда ей деваться? В бомжи определиться? У нее же нет пока ни документов, ни денег, ни одежды приличной. И никого на белом свете, ни родственников, ни друзей. Свекровь в Забайкалье, но она живет теперь вместе с первой семьей Олега Варламова, и второй жене своего сына вряд ли обрадуется.

— Я ей помогу, — процедил сквозь зубы Морозов. — Я возьму ее к себе. Я не могу позволить, чтобы женщина, которая спасла моего сына, превратилась в бродяжку.

— Это ты сейчас придумал? — справился вежливо Сенчуков и открыл папку с бумагами.

— Какое твое дело, Володя? — Морозов устало посмотрел на генерала. — У следователей и врачей к ней нет больше вопросов. Она в своем уме и все очень толково объяснила.

— Да, я знаю, — согласился Сенчуков, — с ее помощью мы смогли определить место падения обломков, и даже нашли фрагменты обшивки и черный ящик. Сейчас специалисты расшифровывают записи разговоров экипажа. Боюсь, что Варламова права. Взрыв на борту наиболее вероятная причина катастрофы. Она передала документы, которые обнаружила рядом с трупом одного из пассажиров. Не скрою, версия теракта тоже наиболее вероятна. К сожалению, все возможные исполнители и главный вдохновитель расстреляны Лизой. — Он в упор посмотрел на Морозова. — Ты не даешь себе отчета, в том, что затеваешь. Елизавета Варламова — абсолютно неадекватная личность. Я мог бы познакомить тебя с ее досье, но по многим причинам не имею на это право. Но тебе хватит того, что я расскажу…

— Для чего хватит? — рассердился Морозов. — Ты хочешь напугать меня? Учти, я ничего не боюсь, и думаю, твои страхи лишены основания. Женщина, которая считает моего Сашу сыном, не сделает ребенку ничего дурного.

— Разве только сбежит в очередной раз… — заметил было Сенчуков, но бешеный взгляд Морозова пресек его попытку закончить фразу.

— Не сбежит! Я ей не позволю! — Виталий пристукнул кулаком по столу. — Я удвою охрану вокруг дома. Она даже не заметит…

Сенчуков скептически хмыкнул, потому что знал о талантах Лизы гораздо больше своего оппонента, но решил их не оглашать, опасаясь вызвать ненужные эксцессы. Морозов славился своим крутым характером, а Сенчукову совсем не хотелось ломать копий. Тем более Виталий предложил весьма стоящий выход из положения. Почему бы этой воительнице действительно не пожить в доме родственников спасенного мальчика? Она будет охранять его, как тигрица, только сумеет ли найти общий язык с сестрой и бабушкой Саши?

Но и этот вопрос Сенчуков не озвучил, потому что знал о трениях, которые перманентно возникали между Морозовым и его тещей. Виталий не слишком спешил делиться своими проблемами, а генерал предпочитал не сыпать соль на рану, но по тому, в каких нервах Морозов свалился на его голову, можно было судить, что дела в семье обстоят неважно. И вряд ли Зинаида Тимофеевна была автором идеи забрать Лизу из больницы домой. Точнее, она наверняка высказалась против желания зятя. И Сенчуков предполагал, какую бурю вызовет известие, что Морозов, несмотря на внутреннюю оппозицию, решил привезти женщину домой.

— Понимаешь, — сказал Виталий, понизив голос, — я разговаривал с ней. Она в панике. Ничего не может понять. Плачет, просит не отбирать у нее сына. И продолжает звать его Димой. А он никак не хочет откликаться на свое родное имя.

— Ее можно понять! — Сенчуков смотрел сочувственно. — Но все-таки выслушай меня, прежде чем принять окончательное решение.

— Хорошо, — покорно согласился Виталий, — но учти, меня надо очень сильно убедить в том, что Елизавете Варламовой нельзя жить в моей семье.

— Я ни в чем не собираюсь тебя убеждать, но одно ты должен уразуметь: Елизавете тридцать четыре года, но у нее никогда не было нормальной семьи, нормального дома. Мать — алкоголичка, притом запойная, отец неизвестен. Девчонка почти с самого рождения росла, как щенок под забором. Соседи, слава Богу, подкармливали, старую одежонку подбрасывали. В тринадцать лет она пырнула ножом очередного сожителя матери, когда тот пытался ее изнасиловать. Рана была не опасной, но спьяну никто из собутыльников не оказал ему помощи, не вызвал врача, и мужик скончался от потери крови. Елизавета сбежала из дома, иначе ее забили бы насмерть. Некоторое время она жила в доме у своей первой учительницы. Лизе грозило спецПТУ, но учительница как-то сумела ее отстоять. После восьмого класса девчонку определили учиться на ткачиху. В училище ее приметил военрук, Николай Егорович Воронов. В пятидесятых он был чемпионом Союза по военному пятиборью, а в училище вел вдобавок к занятиям по начальной военной подготовке стрелковую секцию. Благодаря Воронову Лиза не только научилась метко стрелять, но и стала серьезно заниматься биатлоном.