Рыцарь в серой шинели

Природу своих умений Мирна не знала, да и не особенно размышляла над этим. По наследству такие умения передавались крайне редко, подобные случаи вообще были нечастыми. Так что уважением целители пользовались немалым и вполне заслужено. Странное, на первый взгляд, правило "четырех ошибок" никем и никогда официально не декларировалось, но имело место быть. Считалось, что, только проработав на этом поприще лет двадцать, целитель искупал все свои прошлые ошибки и промахи и мог начать жизнь заново. Только вот немногие доживали до этого рубежа…

Здесь моя лекарша замкнулась, и отвечать на вопросы больше не захотела.

Снова постучали в дверь.

– Что там?

На пороге появился один из давешних парней.

– Там… это… Молин пришел…

– Принес?! – Мирна вскочила на ноги. – Где он?

– Дак… внизу сидит… позвать?

– Я сама!

Только каблуки затопали по лесенке. Да… не валяйся я сейчас бревном, точно приударил бы за ней. Хороша девчонка! Невысокая? Так зачем мне гренадер в юбке? За словом в карман не лезет? Так и не скучно с нею будет. Ага… покобелируй тут… одной ногой в могиле, а туда же!

Минут через пятнадцать она вернулась. В руке держала пучок бледно-зеленых листьев. Положив их на стол, Мирна села на край кровати.

– Вот что, солдат. Есть для тебя одна возможность…

– Только одна? И то хлеб! Я уж думал, в моем положении только молиться остается…

– Не ерничай! Многие предпочли бы именно это.

– Это что ж такое я должен сделать? Корову под хвостом поцеловать?

– А что – помогало? Надо будет запомнить…

Она улыбнулась. Совсем по-детски как-то, у меня даже сердце защемило. Сколько же ей лет? Понятно, что не первый год лекарством занимается, но выглядит лет на восемнадцать. А глаза иногда такие взрослые, наверное, даже у меня они и то моложе.

– Видишь эти листья, солдат?

– Вижу. И что?

– Тот яд, что у тебя в теле заставляет все мускулы стать почти киселем. Ты просто не сможешь дышать. И поэтому умрешь.

– Хорошая новость. Продолжай.

– Это, – кивнула Мирна на листья, – тоже яд. Не совсем еще отрава, но я могу ее сделать.

– Чтобы помер без мучений?

– Я могу остановить твое сердце, и ты просто уснешь. Хочешь?

– Пока нет.

– Тогда не мешай мне. Этот яд действует по-другому. Все твои мускулы будут напряжены очень сильно. Иногда даже кости не выдерживают. Это больно. Очень больно, можешь мне поверить.

– И что же будет дальше?

– Есть надежда, что эти два яда взаимно уничтожат друг друга. Тогда ты можешь выжить.

– Могу?

– Я сказала – есть надежда. Иногда у больного просто не выдерживает сердце. И он умирает от боли. Крепкий человек может выжить. Ты – крепкий человек?

– Надеюсь, что крепкий. Есть еще что-то?

– Есть. Я все время буду рядом с тобой. Постараюсь взять на себя часть твоей боли. Но… ты должен мне кое-что пообещать.

– Заранее согласен!

– Куда ты так спешишь, солдат?

– Да как тебе сказать… у меня не так много времени… Что я должен сделать?

– Я говорила тебе, что эта боль может быть очень сильной. И я… Я тоже могу не выдержать.

– Умрешь?!

– Хуже. Сойду с ума.

– Охреносоветь…

– Такова цена, – пожала она плечами. – Поверь, мне самой трудно пойти на это. Но… я не хочу жить умалишенной. Ты понял меня?

– Понял… Если я сам выживу при этом.

– А не выживешь – так и говорить не о чем. Ну? Обещаешь?

– Да. Мне поклясться?

– Не надо. Я и так все вижу. Целителя трудно обмануть.

Битых два часа она колдовали над листьями. Заваривала их в кипятке, добавляла каких-то снадобий из своего мешка. Принюхивалась, перемешивала и снова добавляла чего-то еще. Я даже успел задремать.

– Сандр!

– А?

Мирна стояла надо мной, держа в руке черепок с вонючим содержимым.

– Ты готов?

– Можно подумать, ежели я скажу – нет, что-то изменится? Может, вина нальешь напоследок?

– Извини, нельзя.

– Ну, раз так… начинай.

Она обмакнула в черепок острие ножа и несколько раз процарапала им мою кожу.

– Все. Яд начал действовать.

– Странно… я ничего не чувствую пока.

– Обожди, на это тоже нужно время.

Отставив в сторону черепок, она быстро скинула с себя одежду и нырнула под одеяло. Прижалась своим гибким телом ко мне. Тепло… От нее исходило какое-то умиротворение и спокойствие.