Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант

Они с Андреем в далеком одиннадцатом классе настолько проработали и изучили все тогда доступные книги по мореходному делу, что, когда в Хабаровском крае Шульгин выходил на Амур с местными мужиками, они поражались способностям и познаниям молодого московского «доктора», то есть простого врача районной «Скорой помощи». Район, правда, был больше Франции, Голландии и Бельгии, вместе взятых.

Сейчас он восстановил в памяти схему управления парусами «Призрака». Имелась здесь автоматика, позволявшая Новикову даже без помощи роботов легко перемещаться по двум смежным океанам. Теперь мы попробуем.

Получилось: заработали сервомоторы, наматывающие на барабаны шкоты и брассы, пошли вниз марсель, грот и бизань, за ними вспомогательные паруса. Он оставил только кливера, чтобы помогали подруливать и держать курс. Еще чуть добавил оборотов на турбины. Стрелка лага двинулась к восемнадцати узлам. Если до упора – можно и за тридцать выйти, только зачем?

Стоит спешить, если не знаешь, куда плывешь? Яхта пока что слушается, ну и хватит. Не для этого он здесь.

Знать бы, для чего.

Лучше оставить все, как есть, задать автопилоту курс и спуститься в свою каюту, где он собирался жить долго и счастливо, совершая круиз по джеклондоновским местам, а потом, может быть, и полную кругосветку.

Там или сам сообразит, как быть дальше, или доброжелатели подскажут. Настрой – это главное.

Гиперсеть это тоже поняла, если признавать за ней подобную способность. Не дала она Сашке насладиться уютом тщательно оборудованной каюты, где сотня самых любимых книжек на прикроватной полке, несколько фотографий в ореховых рамочках на переборке и маленький личный бар, чтобы не шлепать босиком по коридору до кают-компании, если уж очень захочется «углубить» свое настроение.

Он собирался передохнуть от избытка впечатлений, кое-что вспомнить, а потом вернуться в рубку и пообщаться с большим компьютером, который умел очень многое, если верить словам Новикова и Ростокина. В него заложены специализированные программы для наладки и перепрофилирования роботов, но можно их использовать совершенно неожиданным для соперников способом…

Сбросил китель, вытянулся вдоль койки, размял сигарету, включил вытяжную вентиляцию, закурил, упершись взглядом в голографическую копию «Оперного проезда в Париже», трехмерную, слегка подсвеченную изнутри тем самым сероватым, дождливым светом. Выглядела она скорее окном, из которого писалась картина, чем репродукцией. Чуть прищурить глаза, отпустить воображение – и поедут фиакры, задвигаются спешившие куда-то на исходе прошлого века люди.

И тут же его, без всякого предупреждения, снова выбросило. Совершенно как из тела Шестакова на утреннем метельном шоссе. Наверное, свою функцию здесь он исчерпал – или сдал очередной тест. К добру или нет – непонятно.

Глава восемнадцатая

Он ощутил себя находящимся в подобии колодца или, пожалуй, башенной шахты затонувшего линкора. В детстве читал воспоминания водолаза, участвовавшего в подъеме затонувшей на севастопольском рейде «Императрицы Марии». Когда в корпус подали воздух и корабль всплыл вверх килем, такая вот картинка и открылась: из оказавшегося наверху междудонного пространства вниз уходил казавшийся бесконечным тоннель, по стенкам оплетенный трубами, кабелями, погнутыми рельсами подающих механизмов, а на самом дне – голубая линза отжатой давлением воды, в кольце, где раньше размещалась сорвавшаяся со своего погона башня. Сквозь воду проходил отраженный от песчаного грунта солнечный свет. Там это было описано очень красиво и впечатляюще, самому хотелось стать водолазом.

Сейчас же он чувствовал совсем другое: бессмысленность, полную невозможность разобраться в хаосе деформированного металла, перекрученных и разорванных трубопроводов, ферм подающих механизмов, свисающих повсюду пучков разноцветных кабелей. Сожаление и тоску при виде того, во что за доли секунды взрывы превратили совершенное творение человеческой мысли, каким был мощный линейный корабль. Страх, что может остаться здесь навсегда, вместе с выбеленными морской солью скелетами матросов и офицеров, так и лежащих на своих боевых постах с рокового для Черноморского флота дня шестого октября шестнадцатого года.

Глубоко, значит, застряла эта сцена в памяти, раз сейчас, при вхождении в Узел, именно она спроецировалась на не имеющие земных аналогов структуры Сети. Но ведь не просто же так Сашка увидел то, о чем не вспоминал десятилетия. Какое-то соответствие между сутью и формой наваждения непременно должно просматриваться. Намек на скорую гибель привычного мироустройства, на невозможность найти выход из страшной стальной гробницы?