Перед заморозками

— И еще одно, — сказал он под конец. — Единственное, что из всего этого по-настоящему заслуживает внимания. Наши датские коллеги навели справки об этом самом Ульрике Ларсене. Его нет ни в одном криминальном регистре, тридцатисемилетний мужчина, ни в чем, никогда и нигде не замешанный. Женат, трое детей, а профессия такая, что о каких то нарушениях закона с его стороны даже думать неохота.

— Что же это за профессия?

— Он священник.

Все недоуменно уставились на Мартинссона.

— Священник, — повторил Стефан Линдман. — Какой священник? Я был уверен, что он наркоман.

Мартинссон пробежал глазами листок.

— Совершенно очевидно, что он просто изображал наркомана. Он священник в церкви. Пастырь общины в Гентофте. Все газеты пишут ~ подумать только, пастора подозревают в том, что он насильник и грабитель!

Все замолчали.

— Опять, — тихо сказал Курт Валландер. — Религия, церковь. Этот человек для нас очень важен. Кто-то должен съездить туда помочь коллегам. Мы должны знать, как он вписывается в нашу размытую картину.

— Если вписывается, — сказал Стефан.

— Вписывается, — уверенно сказал Валландер. — Но нам надо знать как. Попросите Анн-Бритт.

У Мартинссона зажужжал мобильник.

Он одним глотком допил кофе и нажал на кнопку.

— Норвегия проснулась, — сказал он, прикрыв телефон рукой. — Сведения о Тургейре Лангоосе. Сейчас они как раз шлют факс.

— Принеси.

Мартинссон вышел и скоро вернулся с пачкой факсов. На одной из страниц был нечеткий портрет.

Все склонились над снимком. Видела я его или нет? — подумала Линда. Или мне кажется?

Она заметила, что отца обуревает нетерпение. Как и ее самое — тревога и нетерпение всегда сопутствуют друг другу.

— Они нашли этого нашего Лангооса сразу. И ответили бы быстрее, если бы какой-то умник не посеял наш страшно важный, наш приоритетный запрос. Другими словами, что у нас, что в Осло — мы теряем магнитофонную ленту, они — наш запрос. Но все хорошо, что хорошо кончается. Дело Тургейра Лангооса — очень старое, но до сих пор находится под контролем…

— Что он натворил? — прервал Мартинссона Валландер.

— Расскажу — не поверишь.

— Попытайся!

— Тургейр Лангоос бесследно исчез девятнадцать лет назад.

Они уставились друг на друга. Линде показалось, что все в комнате затаили дыхание. Она посмотрела на отца — тот вжался в кресло, как будто изготовился стартовать на сто метров — прямо из кресла.

— Еще одна пропажа, — сказал он. — Куда ни кинь — одни пропажи.

— И возвращения, — добавил Стефан Линдман.

— Даже не возвращения, а воскресения, — поправил Валландер.

Мартинссон начал читать дальше, медленно и элегично. Тургейр Лангоос — наследник, причем прямой, богатого судовладельца. И вдруг он исчез. О преступлении речи не было, поскольку он оставил письмо матери, Майгрим Лангоос. В письме он заверял ее, что он не в депрессии, что самоубийство совершать не собирается, а уходит потому, что — я цитирую — не в состоянии больше это выносить…

— Что он не в состоянии выносить? — снова прервал его Валландер. Линде показалось, что он просто дымится от тревоги и нетерпения.

— Из того, что мы получили, это неясно. Как бы то ни было, он уехал, деньги у него были, и неплохие, банковские счета по всему миру. Родители сначала решили, что он скоро одумается. Кто добровольно откажется от огромного состояния? Они заявили о его пропаже только через два года. Как они написали, причиной их обращения в полицию стало то, что они перестали получать от него письма, четыре месяца вообще не подавал признаков жизни, и на счетах у него, по их расчетам, больше не осталось денег. С тех пор о нем никто и ничего не слышал — до сегодняшнего дня. Вот еще приложение — подписано интендантом полиции Ховардом Мидстуеном. Он сообщает, что мать Тургейра Лангооса Майгрим скончалась в прошлом году, а отец еще жив, но — цитирую — моральное и физическое его состояние после перенесенного удара оставляют желать лучшего.

Мартинссон бросил бумаги на стол.

— Там еще много, — сказал он. — Но это самое важное.

Курт Валландер поднял руку:

— Там что-нибудь написано насчет того, откуда пришло последнее письмо? И когда опустели счета?

Мартинссон вновь перелистал бумаги, но там ничего насчет этого не было. Курт Валландер схватил телефон: