Перед заморозками

— То есть мне надо спросить Руне?

— Если у тебя есть время ждать. Он в Таиланде, в отпуске. Мне даже думать неохота, чем он там занимается.

Линда задумалась:

— Норвежец? Как звать, неизвестно?

— Нет.

— А как он выглядит?

— Не знаю. Я бы на твоем месте спросила того, кто этот дом ему продал. Здесь в основном работают маклеры из бюро недвижимости Сберегательного банка — у них тут контора. Они, наверное, знают.

Они попрощались. Линда подумала, что неплохо бы побольше узнать о Саре Эден. Она перешла улицу, миновала дамскую парикмахерскую и зашла в крошечную банковскую контору. Одинокий клерк смотрел на нее снизу вверх из окошка. Она изложила свое дело. Тому даже не понадобилось рыться в папках или хотя бы в памяти.

— Совершенно верно, мы посредничали в этой сделке. Продавал дом зубной врач, Свед его фамилия. У него было здесь что-то вроде дачи, но потом ему это надоело. Мы дали объявление в Интернете и в «Истадской смеси». Приехал какой-то парень из Норвегии и попросил показать ему дом. Я попросил одного из маклеров в Скурупе ему помочь. Мы всегда так поступаем — я-то слежу за банковскими делами, недвижимостью не занимаюсь. Через два дня сделка состоялась. Насколько я знаю, норвежец платил наличными. У них там теперь денег сколько угодно.

Последняя реплика выдавала некоторое неудовольствие по поводу чрезмерного экономического благополучия норвежского народа. Но Линде важно было узнать имя этого норвежца.

— Здесь у меня бумаг нет, — сказал тот. — Но я могу позвонить в Скуруп.

В банк вошел клиент — пожилой человек, опирающийся сразу на две палки.

— Простите, но сначала я должен принять господина Альфредссона, — сказал человек в окошке.

Линда ждала. Ей было трудно сдерживать нетерпение. Беседа с Альфредссоном тянулась бесконечно долго. Наконец они закончили. Линда придержала для старика дверь. Клерк куда-то звонил. Потом, дождавшись ответа, что-то записал на клочке бумаги. Он повесил трубку и протянул ей записку. Там было написано: Тургейр Лангос.

— Может быть, пишется через два «о», — сказал клерк, — Лангоос.

— А какой адрес?

— Вы спрашивали только имя.

Линда кивнула.

— Остальное узнаете в Скурупе. А могу я поинтересоваться, зачем он вам?

— Хочу дом купить, — сказала Линда и вышла на улицу.

Она поспешила к машине. Теперь у нее было имя. Национальность и имя. Как только Линда открыла дверку, она сразу увидела: что-то изменилось. Квитанция, которую она положила на приборную панель, валялась на полу, коробочка со спичками лежала на непривычном месте. Она не заперла машину, и кто-то во время ее отсутствия в нее залез.

Вряд ли это был вор. Приемник на месте. Но тогда кто? И почему?

26

Первая мысль была совершенно дурацкой. Не иначе здесь побывала мамулька. Мона вечно копалась в моих ящиках. Линда осторожно залезла в машину — на какую-то секунду по всему телу прошел озноб: бомба! Сейчас что-то взорвется, и жизнь ее на этом закончится. Но конечно, никакой бомбы не было, кроме маленькой птичьей бомбочки на лобовом стекле. Тут она заметила, что сиденье кто-то отодвинул — тот, кто залез в машину, был выше, чем она. Настолько выше, что ему пришлось отодвинуть сиденье, чтобы просто залезть на водительское место. Она принюхалась, но никаких незнакомых запахов не обнаружила — ни лосьона после бритья, ни духов. Она постаралась успокоиться и еще раз все внимательно осмотрела. Что-то было не так с маленькой пластмассовой кружечкой, приклеенной скотчем позади рычага передач, — в ней Анна держала мелочь для парковки. Но что именно — понять она не могла.

Линда снова подумала о Моне. Все детские годы они играли в кошки-мышки. Она не могла точно вспомнить, когда именно обнаружила, что мать постоянно роется в ее вещах — не скрывает ли дочка что-нибудь. Может быть, ей тогда было восемь или девять лет, когда она, приходя из школы, начала замечать, что что-то лежит не так, как она оставила. Сначала она, естественно, подумала, что ей кажется. Красная кофта лежала так, что рукав ее был поверх зеленой майки, а не наоборот. Она даже спросила Мону, но та разозлилась. Тогда у нее зародилось подозрение. Игра в кошки-мышки началась всерьез. Дочь ставила ловушки, особым образом раскладывая одежду, игрушки, книги. Но мать словно сразу догадалась, что ее подлавливают. Линда была вынуждена усложнять свои ребусы. У нее даже сохранилась тетрадь, где она записывала, а иногда даже и зарисовывала, в каком положении находятся те или иные предметы — с расчетом, что мать нарушит этот порядок и подтвердит ее подозрения.