Бесы Черного Городища

Алексей взял из его рук письмо и книжку. Заголовок ее гласил: Замечательные похождения бывшего графа, ставшего по воле рока Черным Вороном — лихим атаманом шайки благородных разбойников, и его смертельная любовь к персидской царевне Замире. Здесь же присутствовал и сам атаман в русском кафтане, с довольно свирепым лицом, с роскошными усами и кинжалом в правой руке. Левой он прижимал к себе девицу в шароварах и прозрачном покрывале на голове. У нее была осиная талия, глаза на добрую половину лица и крошечный ротик. Без всякого сомнения, часть рисунков на письме и на обложке очень сильно смахивали друг на друга.

— Откуда у тебя эта книжонка? — поинтересовался Алексей и вернул вещественные доказательства Ивану.

Тот рассмеялся:

— От старшого своего спрятал. Домашнее задание не выполняет, «неудов» в гимназии нахватал, а мать говорит: «Митенька каждый день допоздна только и делает, что книжки читает». Она же не ведает, что это за чтиво. Тогда я за него взялся, заглянул к нему в стол, а там подобная дребедень, каждой — полкопейки цена. Ну, я парню уши надрал, чтобы знал, чем на самом деле следует заниматься, а книжонки с собой забрал. Видишь, дерьмо, а на доброе дело сгодилось.

— В каком классе твой старший, в пятом? — спросил Алексей. — Кажется мне, что здесь кое-кто того же возраста замешан. Надо, Ваня, меньшую барышню тоже проверить.

Слово «экспроприация» ей вряд ли известно, но чем черт не шутит, когда господь спит?

— Понял, — кивнул головой Иван, — только больше трех агентов нам негде взять, придется им задание увеличить, пускай за младшей тоже походят, приглядятся как следует. — Он взглянул на часы, и глаза его полезли на лоб. — Черт побери! Уже пятый час, а у меня ни у шубы рукав. А я еще хотел до темноты к озеру проехать, посмотреть, где засаду лучше устроить.

— Вместе поедем, — сказал Алексей, — а теперь давай поступим таким образом: я делаю сводку, а ты пишешь донесение Федору Михайловичу по поводу Полиндеева. Пусть знает, что мы без толку не сидели.

Иван, обрадованный таким поворотом событий, просиял и прихлопнул в ладоши.

— Ну, удружил, Алешка, право слово, удружил! Я это донесение вмиг составлю и с агентами поговорю, решим, кого выставить для наблюдения. А тебе слово даю, июньская сводка за мной.

— Июльская и августовская… — уточнил Алексей. — Иначе передумаю!

— Ладно, — вздохнул покорно Иван и печально добавил:

— Сдается мне, ты фармазон почище того Черного Ворона будешь, туды его в болото.

Глава 3

Целый час приятели работали, не отвлекаясь на посторонние дела, даже заперли дверь, в которую стучали кулаком чуть ли ни каждые десять минут. Но сыщики не отзывались, потому как понимали: если не напишут бумаги, то получат приличный нагоняй от Тартищева. И еще они знали: если стучат кулаком, то происшествие на сей раз малое или средней тяжести, но если станут бить ногой и кричать во весь голос, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.

В четыре руки и в две головы дело спорилось, и с бумагами они разобрались гораздо быстрее, чем рассчитывали.

О том, что Иван первым покончил с донесением, подтвердило его довольное мурлыкание, а затем и песня, которую он затянул во весь голос:

• Дорогая, хорошая,
• Ты дружком моим брошена,
• Ты дружком моим брошена,
• Ну а я подобрал.
• Травы буйные скошены, -

подхватил следом Алексей и показал Ивану большой палец, дескать, отлично сработали. И приятели грянули уже в два голоса:

• Дорогая, хорошая,
• Дорогая, хорошая,
• Я про все забывал…

Они пели так самозабвенно и с таким чувством, что не заметили, как открылась и закрылась дверь кабинета.

— Тэ-эк-с! — раздался за их спинами слишком знакомый голос. — Спеваем! По какому поводу, интересно знать?

Сыщики вскочили и вытянулись по стойке «смирно». Федор Михайлович Тартищев, которого они ждали только через два дня, запыленный и усталый, возник на пороге их убежища, а они прошляпили сей немаловажный момент, потому как не учли, что у начальства есть ключи от всех кабинетов.

Тартищев принюхался и подозрительно покосился на стол, на котором ничего, кроме бумаг, не было.

— На трезвую голову голосите, что ли? — поинтересовался Федор Михайлович, опускаясь в единственное кресло.

Оно предназначалось для особо важных посетителей, но большей частью им пользовался Тартищев, если по какой-то надобности заглядывал к своим агентам.