В когтях каменного века

Сейчас, уже уходя от реки, один из самцов вдруг увидел белое кимоно Васи, и оно ему почему-то не понравилось. Зубр – крупный и злой вожак – замычал и стал бодать кимоно рогами и топтать.

– Не смей этого делать! – завопил из воды Вася, но великана уже нельзя было остановить. Истоптав форму айкидиста и проделав в ней десяток дыр, он вдруг вскинул голову, и кимоно, зацепившись за рог, закрыло ему морду. Ничего не понимая, зубр гневно замычал и стал трясти головой, решив, что противная тряпка на него напала. Но чем сильнее он тряс головой, тем больше запутывался в кимоно. Продырявленная одежда висела на его рогах и заслоняла глаза. Вожак, ничего не видя, перепуганно и тревожно взревел и бросился на равнину, на бегу тряся мордой. Стало помчалось за ним.

– Кимоно, кимоно оставь! Что я надену? – кричал Вася, но стадо было уже далеко.

Роса и Агам вышли на берег и проверили, что уцелело после нашествия зубров. На всех вещах и шкурах остались следы копыт, имущество ребят было растащено по берегу на несколько десятков локтей вокруг. Потребовалось немало времени, чтобы все собрать.

Костер был растоптан, копье Агама треснуло у наконечника, очевидно, зубр наступил на него. Сумка Васи лежала чуть в стороне, у камня, к счастью, животные обошли ее стороной, и Агам обрадовался, потому что в сумке мальчика-колдуна, с его точки зрения, были сокровища – острый нож из неизвестного материала и волшебная штука, высекавшая огонь (зажигалка).

Агам обернулся, чтобы сообщить мальчику-колдуну, что его сумка цела. Он поразился, что Вася еще сидит по шею в реке, дрожа от холода с синюшными губами.

– Почему мальчик-колдун все еще сидит в воде? Он же весь посинел от холода! – удивился Агам.

– Наверное, он стесняется, потому что голый. Зубры унесли его одежду, – сказала Роса, спокойно надевая на свое мокрое тело подаренную ей когда-то рубашку, а сверху еще шкуру.

Потом девочка перепоясалась свитером Васи, явно считая его уже своим. Бывший владелец свитера с тоской смотрел из воды, как ребята одеваются. Сообразив, что не может находиться в реке до бесконечности, а пещерные подростки не собираются ничего для него делать, он вырвал со дна реки пучок каких-то водорослей и, перепоясавшись ими, выбрался из воды.

– Зачем мальчик-колдун сорвал водоросли? – удивилась Роса.

– Он заклинает Духа Реки, – уверенно объяснил Агам.

Он сидел на корточках и сгребал угли, чтоб развести чуть в стороне под защитой камня новый костер.

Вася незаметно пробрался мимо девочки и, схватив снятую недавно Агамом с горного барана шкуру, быстро обернул ее вокруг пояса. Увидев свое отражение в спокойных водах реки, он понял, что выглядит точно так же, как и его пещерный сверстник.

Итак, его превращение в пещерного человека произошло. Отныне он – житель каменного века.

Глава VI

Мамонты

– Почему Ташуб такой печальный и ничего не ест?

– На него наступил мамонт.

Шутка пещерных времен

Ночью Агам, Роса и Вася проснулись от гула. Гудела и сотрясалась вся равнина. Вначале они думали, что началось землетрясение, но потом поняли, что в долину пришли мамонты.

Послышался далекий рев, менее сильный и не такой звучный, как зубров. Он предупреждал о появлении самых сильных и могучих животных из тех, что жили в то время на Земле. Только один северный носорог в шерстяной шубе, слепой в своей ярости, все больше оттесняемый к югу ледником, бросал иногда мамонтам вызов, нацеливая свой острый рог им в брюхо.

Мамонты в тот период не знали себе равных в борьбе за существование. После того как несколько сотен тысяч лет назад с Земли постепенно исчезли все более крупные виды, мамонт, сумевший уцелеть, занял верхнюю ступень в иерархии. Он был ловок, намного подвижнее современных слонов, мог перемещаться в горах, маневрируя между ледниками, спокойно переносил холод, обладал развитым мозгом и хорошей памятью. Хоботом мамонт мог поднимать с земли даже самые мелкие камешки или обламывать с верхних веток вкусные молодые побеги. Этот гигант был гурманом: не любил есть что попало, как зубры, выбирал всегда только самое вкусное. Но его мощный желудок мог переваривать во время зимних холодов даже самую грубую пищу и древесную кору.

Жили мамонты долго, до шестидесяти – восьмидесяти лет, некоторые – и до ста. Правда, плодились они нечасто, и потомство их росло тоже медленно. Их самки, как и самки слонов, их младших братьев, вынашивали детенышей до двух лет, а потом еще почти десять лет выросшие «малыши» ходили за матерью, достигая зрелости только к восемнадцати – двадцати годам.