Далекое эхо

— Братья Рози, — коротко ответил Зигги. Он наполнил миску водой и ватой начал осторожно промывать лицо Верда.

— Они тебя избили? — не мог понять Алекс.

— Они считают, что это сделали мы, — прошептал Верд. — Ой! Не можешь чуточку полегче?

— У тебя сломан нос. Тебе нужно в больницу, — сказал Зигги.

— Ненавижу больницы. Ты сам поправь.

Зигги поднял брови:

— Не знаю, как у меня получится. Ты можешь остаться с лицом боксера-неудачника.

— Я рискну.

— По крайней мере, челюсть не сломана, — продолжал Зигги, склоняясь над Вердом. Он взялся за нос друга обеими руками и повернул его, сдерживая тошноту при хрусте встающего на место хряща. Верд вскрикнул, но Зигги не остановился. На верхней его губе выступил пот. — Ну вот и все. Сделал, как мог.

— Сегодня были похороны Рози, — объяснил Алекс.

— Нам никто не сказал, — пожаловался Зигги. — Теперь понятно, почему так чувства взыграли.

— Как ты думаешь, они не станут теперь гоняться за нами? — спросил Алекс.

— Копы предупредили их, чтобы к нам не цеплялись, — пробормотал Верд. Говорить становилось все труднее — челюсть немела.

Зигги внимательно посмотрел на своего пациента:

— Что ж, Верд, глядя на твое состояние, можно лишь молить Иисуса, чтобы братья к ним прислушались.

14

Всякие надежды на то, что смерть Рози будет скоро забыта, развеялись после газетных отчетов о ее похоронах. Снова эта история попала на первые страницы, и если кто-то из горожан пропустил первые публикации, то теперь все поневоле прочли о ней в новых статьях.

И вновь первой жертвой стал Алекс. Пару дней спустя, возвращаясь домой из супермаркета, он срезал путь по краю Ботанического сада, когда на него налетела компания Генри Кэвендиша, все в тренировочной форме для регби. Едва заметив Алекса, они засвистели, затем окружили его, толкая и пиная. А потом, навалившись кучей, потащили его к обочине дороги, где не было травы, и бросили в раскисшую глину. Алекс катался по земле, стараясь увернуться от их тяжелых бутсов. Особой опасности, как в случае с Вердом, не было, так что он больше разозлился, чем испугался. Случайный удар бутсы угодил ему по носу, и он почувствовал, как хлынула кровь.

— Отвалите! — крикнул он, вытирая с лица грязь и кровь. — Валите все на хер.

— Это тебе пора валить отсюда, мальчик-убийца, — прокричал Кэвендиш. — Тебя здесь не нужно.

Его прервал тихий голос:

— А почему ты решил, что здесь сам нужен?

Алекс протер глаза и увидел возле оравы нападавших Джимми Лоусона. Он не сразу узнал его без формы, но, когда узнал, на душе полегчало.

— Поди прочь, — крикнул Эдвард Гринхол. — Не твое дело.

Лоусон полез в карман анорака, вытащил свое удостоверение и, небрежно раскрыв его, произнес:

— Боюсь, что все-таки мое, сэр. А сейчас попрошу ваши фамилии. Полагаю, что это уже дело для университетского руководства.

Нападавшие мгновенно превратились в маленьких мальчиков. Они переминались с ноги на ногу, что-то невнятно бормотали, торопливо называли Лоусону имена, которые тот вносил в записную книжку. Тем временем мокрый и грязный Алекс поднялся с земли, изучая ущерб, нанесенный покупкам. Бутылка молока разбилась и залила ему брюки, а треснувшая пластмассовая баночка с лимонным творогом испачкала рукав парки.

Лоусон отпустил его мучителей и стоял, с улыбкой глядя на Алекса:

— Вид у тебя тот еще. Повезло тебе, что я проходил мимо.

— Вы сейчас не на работе? — спросил Алекс.

— Нет. Просто я живу за углом и выскочил перехватить почтальона. Пойдем, вернемся ко мне и отчистим тебя.

— Очень любезно с вашей стороны, но в этом нет нужды.

Лоусон ухмыльнулся:

— Ты не можешь разгуливать по улицам Сент-Эндрюса в таком виде. Тебя, вероятнее всего, арестуют, чтобы не пугал гольфистов. Кроме того, тебя трясет. Тебе нужно выпить горячего чая.

Алекс спорить не стал. Температура на улице приближалась к нулю, и ему вовсе не хотелось идти домой промокшим насквозь.

— Спасибо, — кивнул он.

Они свернули на совершенно новую улицу. Такую новую, что на ней еще не было тротуаров. Первые несколько участков были уже застроены, а дальше шли просто участки под строительство. Лоусон миновал уже готовые дома и остановился около дома-автоприцепа, припаркованного там, где со временем предполагался палисадник перед домом. За ним высились четыре стены и накрытые брезентом стропила крыши, обещавшие стать чем-то куда более роскошным, чем прицеп на четыре спальных места.