Далекое эхо

Как бы он ни старался убежать от мысли о том, что, пока он здесь сидит и перебирает слова, через полмира отсюда друзья и родные Зигги провожают его в последний путь, это ему не удавалось. Он не жалел, что не поехал. Зигги был частью его прошлой жизни, казавшейся ему прожитой в каком-то предыдущем воплощении. Он не считал себя обязанным старому другу ничем таким, что стоило бы хлопот и усталости путешествия на похороны в Сиэтл. Однако известие о его смерти всколыхнуло воспоминания, которые Дэйви Керр так глубоко закопал, что они редко являлись на поверхность и тревожили его. Эти воспоминания никак нельзя было назвать приятными.

И все же, когда зазвонил телефон, он потянулся к нему без опаски и какого-либо предчувствия.

— Доктор Керр? — Голос был ему незнаком.

— Да. Кто это говорит?

— Инспектор Робин Макленнан из файфской полиции. — Он говорил медленно и внятно, как человек, который знает, что выпил лишнего.

Дэвид невольно вздрогнул, похолодев, будто снова окунулся в Северное море.

— Почему вы мне звоните? — спросил он, скрывая страх за агрессивностью.

— Я член команды, которая возобновляет расследование старых дел. Возможно, вы читали об этом в газетах.

— Это не ответ на мой вопрос, — резко прервал его Дэвид.

— Я хотел бы поговорить с вами об обстоятельствах гибели моего брата, следователя Барни Макленнана.

Дэвид оторопел. Он всегда страшился, что подобный момент настанет, но по прошествии двадцати пяти лет убедил себя, что этого не произойдет.

— Вы еще у телефона? — спросил Робин. — Я сказал, что хочу с вами поговорить о…

— Я вас слышал, — резко ответил Дэвид. — Мне нечего вам сказать. Ни теперь, ни вообще. Даже если вы меня арестуете. Ваши люди однажды уже разрушили мою жизнь. Я не предоставлю вам возможности сделать это еще раз. — Дэвид шваркнул трубку на телефон, дыхание стало прерывистым, руки дрожали. Он сложил руки на груди, потом обхватил себя ими. Что происходит? Он понятия не имел, что у Барни Макленнана был брат. Почему он так долго не задавал Дэвиду вопросов о том ужасном дне? Почему он заинтересовался этим именно сейчас? Когда он упомянул о нераскрытых делах, Дэвид не усомнился, что речь пойдет о Рози Дафф, что само по себе было возмутительным. Но Барни Макленнан? Неужели файфская полиция решила через двадцать пять лет назвать это убийством? Не может быть!

Он снова содрогнулся и устремил взгляд в ночь. Мерцающие огни рождественских елок в домах по улице казались тысячами глаз, вперившихся в него. Он вскочил на ноги и задернул занавески на окнах. Затем прислонился к стене и закрыл глаза. Сердце стучало, как молот. Дэвид Керр делал все, что было в его силах, чтобы похоронить прошлое. Он сделал все, что мог, чтобы отогнать его от своей двери. Но очевидно, этого было недостаточно. Оставался только один выход. Вопрос был в том, хватит ли у него храбрости им воспользоваться.

26

Свет в кабинете вдруг заслонили тяжелые гардины. Наблюдатель нахмурился. Это было нарушением рутины. Ему это не понравилось. Он встревожился, не понимая, что могло вызвать такую перемену. Однако постепенно все вернулось на круги своя. Загорелся свет внизу. Он уже знал, как пойдет дело дальше. Зажжется лампа в большой спальне виллы Берсден, и в окне появится силуэт жены Дэвида Керра. Она задернет плотные занавеси, и лишь слабое мерцание будет просачиваться наружу. Почти одновременно овальное пятно света ляжет на крышу гаража. Наверное, из ванной. Дэвид Керр займется омовениями перед сном. Как леди Макбет, он никак не может отмыть свои руки. Спустя двадцать минут потухнут огни спальни. Нынче ночью больше ничего не произойдет.

Грэм Макфэдьен повернул ключ зажигания и поехал в ночь. Он начинал вживаться в жизнь Дэвида Керра, но ему хотелось узнать побольше. Почему, например, тот не поступил, как Алекс Джилби, — не полетел в Сиэтл? Это же не по-человечески. Как можно не отдать последний долг тому, кто был не только одним из старейших друзей, но и соучастником твоего преступления?

Может, конечно, они чего-нибудь не поделили. Говорят же о раздорах в воровских шайках. А убийцы еще почище воров. Должно быть, время и расстояние поспособствовали их отчуждению. В первое время после преступления они держались вместе. Теперь он знал об этом. Спасибо дяде Брайану.

Память об их разговоре не оставляла его ни на минуту, тикала где-то в глубине мозга. Он перебирал его, как мысленные четки, чей легкий перестук лишь усиливал его решимость. Он всего лишь хотел отыскать своих родителей. Ему никогда не приходило в голову ринуться на поиски высшей справедливости. Но именно это произошло. Другие могли бы отмести эту мысль, как навязчивое наваждение, но им, значит, не понять, что такое преданность, целеустремленность и жажда правосудия. Он был убежден, что неуспокоившаяся душа его матери наблюдает за ним, побуждает сделать все возможное. С этой мыслью он засыпал и с нею же просыпался. Кто-то должен за это заплатить.