Билет на Лысую гору

– Ой… Ошибочка вышла! Похоже, я прогуляла курс пожарной магии, – сказала Дафна.

– Угу. Зато ходила на семинар юных поджигателей, – добавил Мефодий.

Даф заметила в его глазах смех. Вот он – свободный эйдос, вот оно – торжество света над мраком. Пусть и короткое, но все же торжество. Ее охватило вдруг дикое, безумное, распирающее предчувствие любви. Несмотря на дым, на горящие пергаменты, на оглушенного Гарпия Здуфса с обернутой вокруг замерзшей руки вонючей рыбой, молодость и счастье переполнили ее, и только боязнь быть понятой неправильно и присутствие посторонних помешали ей повиснуть у Мефодия на шее.

– Пора смываться! Первый же комиссионер донесет Лигулу. Мы не только взбунтовались, но и уничтожили архивы. Возможно, для заложивших эйдосы это и неплохое известие, но нам этого не простят… – сказала Улита озабоченно.

Покинув кабинет, они наскоро собрались – вещи буквально зашвыривались в рюкзаки, – а затем бегом ринулись к двери. Там их уже ждали. Прислонившись к косяку плечом, в дверях стояла Аида Плаховна Мамзелькина. Трезвая как стеклышко. В лице старушки не было обычной блаженной расхлябанности. Сразу видно – на службе. Рюкзак в стиле а la бомж приоткрыт. Левая рука на косе. Всего одно движение требовалось ей, чтобы сорвать скрывавший лезвие брезент.

– Добрый день, Аида Плаховна! – приветствовал ее Мефодий.

– Подлизываешься, голубь недобитый? – мрачно осведомилась старуха. – Бежать, значит, надумали? Ну-ну… И далеко разбежались?

– Но откуда вы узнали? – изумленно начала Даф.

– Откуда надобно, оттуда и узнала. Тебе, матушка, доложиться забыла, – Мамзелькина говорила будто добродушно, но ее маленькие глазки с сосредоченным вниманием скользили от одного к другому. Сухая рука держала косу так, будто уже сейчас готова была пустить ее в ход.

Наконец глазки ее остановились на Улите и уже не отпускали ее. Молодой ведьме стало жутко.

– Не хотите ли медовухи? – предложила она.

Прежде старушка не отказалась бы, но теперь лишь покачала головой.

– На службе я! Не подлизывайся, пролаза! Не поможет!

Неискренно насвистывая, Улита хотела было прошмыгнуть мимо Мамзелькиной и выскользнуть за дверь, но Аида Плаховна заступила ей дорогу.

– Не так шустро, яблочко мое недозрелое! Дельце у меня. Не знаешь ли, кто тут, к примеру, будет, Улита Алексеевна Максимова, по образованию ведьма, двадцати одного земного года?.. Разнарядочка у меня на нее, ничего не попишешь… – сказала Аида Плаховна, пожалуй, с сожалением.

Улита отшатнулась. Несмотря на все мужество, ноги почти не держали ее.

– Не успела! – сказала она убито.

– Не успела, – подтвердила Мамзелькина, подмигивая.

– Бумага-то на меня только?

– На тебя, родная… Других велено придержать, пока за ними не прибудут из Тартара… – Мамзелькина небрежно и абстрактно кивнула куда-то вниз. – Это ж надо додуматься, родная, начальника отдела мрака шпажкой колоть? Оно-то, может, и не страшно ему, да только не спускают у нас такие вещи.

Ната, Чимоданов и Мошкин пугливо отступили. Рядом с Аидой Плаховной остались лишь Мефодий с Даф и Улита, которая выглядела так, будто ее поезд уже прибыл на конечную станцию.

– Может, все-таки медовухи, а, Аида Плаховна? Работа-то не убежит! – предложил Мефодий.

– Говорят тебе, неук, служба! Вот дело сделаю – тогда и выпить можно. Готовься к отбытию, березка моя подрубленная… Больно не будет! И так уж затянула я! – сказала Мамзелькина. Голос ее стал служебно-стерильным.

Однако наблюдательный Мефодий заметил, что, разговаривая с ним, старушка то и дело скашивает глаза в сторону. Куда это она? Что там справа, на стене? Ага! Групповая фотография бонз мрака на конференции в Тартаре. Двадцать или тридцать внимательных лиц следят за ними! Так вот в чем дело!

Повернувшись к фотографии спиной, он незаметно показал на нее Дафне, а сам, материализовав меч, наотмашь ударил Мамзелькину его рукоятью. Удар только внешне казался грозным. В самом конце Мефодий намеренно задержал его, однако Аида Плаховна опрокинулась с величайшей готовностью.

– Ох убили! – застонала она. – Как есть насмерть убили! Не видят мои глазыньки!

Мгновение спустя Даф короткой маголодией подпалила фотографию со всех четырех концов. На пол осыпался пепел. На стене осталась лишь обугленная рамка.

Мефодий озабоченно склонился над Аидой Плаховной.

– Я вас не того… не больно? – спросил он виновато.