Таня Гроттер и молот Перуна

Воспользовавшись отсутствием жены, поручик Ржевский сразу повеселел и, вспомнив старый как мир анекдот, принялся развешивать где придется на просушку свои носки. И это был уже действительно финиш вечеринки.

Когда все уже почти разбежались, Ужас опомнился и принялся загораживать дорогу Тане и Баб-Ягуну, умоляя хотя бы их остаться и послушать его последнюю песню. Учитывая, что им еще предстояло сдавать экзамены по истории Потусторонних Миров, они переглянулись и остались.

Ужас вновь завыл, да так, что задрожали висюльки люстры из богемского хрусталя. Примерно на середине песни он вдруг замолчал и обиженно уставился на Таню и Ягуна.

– Кто-то меня перебил! – сказал он капризно. – Кто-то завопил громче меня! Не потерплю конкуренции: в Тибидохсе самый психованный я! И самый душераздирающий тоже я!

– Такого просто быть не может! – заверил его Ягун.

– Нет, кто-то заорал! Я говорю вам, что слышал! Крик был вон оттуда! Пошли со мной! Накроем моего конкурента с поличным! – воскликнул Безглазый Ужас и быстро полетел над полом. За ним спешили Таня и Ягун. Замыкал процессию улюлюкавший поручик Ржевский.

Там, где широкий коридор выходил на площадку и извергался вниз лестницей атлантов, Безглазый Ужас внезапно остановился и навис над полом.

– Ого, да тут свеженький труп! Как забавно! Давненько в Тибидохсе не происходило действительно жуткого и кровавого убийства! – сказал он оживленно.

Кто-то, одетый в темный свитер и брюки, лежал на плитах пола лицом вниз. Таня и Ягун с усилием перевернули его. Это был Гуня Гломов. Он дышал, но лицо его было бледным как мел, а веки закрыты.

– О, да он жив! – разочарованно сказал Ужас. – Тогда я полетел! Мне тут делать нечего! И передайте своему приятелю, если он еще раз прервет мою песню, я повешусь прямо над его кроватью и буду болтаться там все ночи напролет, синий и раздувшийся. Поверьте, что это не блеф!

Безглазый Ужас повернулся и улетел. Баб-Ягун принялся трясти Гуню. Тяжелая голова Гломова бессильно моталась, откидываясь то вперед, то назад.

– Может, он пьяный? – подмигивая, предположил поручик Ржевский.

– Ты с ума сошел? Он же десять минут назад был с нами на концерте!.. Да и потом, ты что, Гломова не знаешь? Его и бочка спиртного не свалит! – возмутилась Таня.

– Ну тогда я не знаю… Я просто предположил! – сказал поручик.

Гуня Гломов тяжело разомкнул веки.

– Тебе плохо? Ты можешь встать? – с беспокойством спросил Ягун.

Губы у Гуни дрогнули.

– Нет.

Его голос звучал совсем тихо. Требовалось напрягать слух, чтобы хоть что-то разобрать.

– А руку поднять?

– И руку поднять… Ничего…

– Как же тебя угораздило?

– Я возвращался и вдруг из темноты ко мне кто-то шагнул. Я обернулся, но поздно… – в глазах у Гуни стояли слезы. Как-то непривычно было видеть его таким тихим и бессильным. Непривычно и страшно.

Таня и Ягун переглянулись. Они как-то разом заметили, что тело Гломова ссохлось и стало совсем слабым. Одежда висела на нем свободно, как на вешалке. Руки были тонкие, словно паучьи. Прежняя сила Гломова, заставлявшая трепетать весь Тибидохс, исчезла, как будто ее никогда и не было.

– Вторая жертва… Помнишь, что говорила Ваньке Зализина? – шепнул Ягун и спросил у Гуни: – Ты знаешь, кто это был?

– Золотые усы… Серебряная голова… Я закричал… Больше ничего не видел, – белыми губами сказал Гуня и вновь закрыл глаза. По его щекам текли слезы.

Поручик Ржевский дико посмотрел на Гуню и, точно штопор ввинтившись в пол, помчался звать Сарданапала. Что-что, а панику Ржевский умел сеять лучше, чем кто-либо. Вскоре на верхней площадке лестницы атлантов собралась почти вся школа.

– Только что я связывался с Зуби. Она полетела с циклопами к Грааль Гардарике. Там появились новые пробоины. Две вверху на одном уровне, две ниже тоже на одном уровне и одна завершающая снизу, – негромко говорил Сарданапалу Поклеп.

– Буква U. Предпоследняя в слове DEUS… – кивнул академик. Непохоже было, что эта новость застигла его врасплох. Поклеп Поклепыч остро и изучающе взглянул на него.

Ягге долго сидела перед Гуней на корточках и держала его за запястье. Наконец она подала знак, и джинны погрузили его на носилки.

– У него отняли силу. Не магическую, но просто силу. В Тибидохсе Гуню можно оставить, да только теперь его сможет обидеть даже малютка Клоппик. Не уверена, что в ближайшее время он будет хотя бы ходить… – негромко сказала Ягге Сарданапалу.