61  

– А вы куда?

– Да так, полюбопытствую, чем тут феодалы занимались. Если что – как-нибудь подам о себе знать. Только будь повнимательнее. Особенно – к непонятным явлениям.

И растворился в средневековой темноте.

Страшно хотелось курить. Он спрятался в полукруглой нише за мраморным постаментом статуи какого-то героя Реконкисты или, наоборот, конкистадора из стихотворения Гумилева. По крайней мере, «панцирь железный» на нем точно был. И меч, на который изваяние опиралось.

Прикрывшись полой куртки, щелкнул зажигалкой. А нервы и у тебя не потеряли способности к мандражу! Дым резкими затяжками уходил в легкие, никотин ударял в мозги и растекался по организму, расслабляя и одновременно взбадривая. Хорошо! Осталось во мне еще много человеческого.

Бой грохотал по дворцу. Дробь автоматных очередей, гулкие разрывы гранат, хлесткие винтовочные выстрелы, перестук пистолетов захваченных врасплох франкистских офицеров и чиновников. Все это резонировало в высоченных сводчатых коридорах, бессмысленно огромных залах, многие из которых и два, и три века оставались пустыми. Для обороняющихся – жуткая какофония, мешающая понять, что же на самом деле происходит, с какой стороны наступает враг, каким образом строить сопротивление и куда бежать.

В последние дни Рейхстага в Берлине было, наверное, то же самое. Ни общего командования, ни отработанного плана обороны. Отстреливались, перебегали с этажа на этаж, организовывали контратаки с одной лестничной площадки на другую просто потому, что иного смысла в жизни не осталось. А ярость и азарт взаимного уничтожения, накопленные за три года, именно в этой точке достигли крайнего, безумного предела.

Здесь, пожалуй, то же самое. Испанская война с первых дней приобрела куда большую жестокость, чем наша Гражданская. У нас люди, бывало, неоднократно переходили с одной стороны на другую по мере изменения личных взглядов или политической обстановки. Нередко с пленных просто срывали (или, наоборот, пристегивали) погоны и ставили в боевой строй. И дальше воевали, с той или иной мерой энтузиазма. Поезда, к слову сказать, ходили поперек всех фронтов, по взаимному согласию ни белые, ни красные, ни зеленые машинистов и проводников не трогали. Здесь – ничего подобного. Да что говорить, при вдесятеро меньшем населении потери с обеих сторон вдвое превысили те, что случились в России за пять лет.

«Мне-то оно зачем? – подумал Шульгин, поглядывая на огонек слишком быстро догорающей сигариллы. – Это не моя война, как и все прочие. Энрике Листер, самый талантливый полководец Республики, написал мемуары «Моя война». Для него – так, для меня – иначе. Мне даже денег не платят, как нормальному наемнику. У меня как в зоне – если сел за карты, так играй. И с выигрышем не уйдешь, и проигрыш грозит известно чем…»

Он вовремя успел раздавить окурок о подножие памятника. Февральский ветер сразу же развеял дым. Глаза начали привыкать к темноте. В отдалении продолжало греметь и взблескивать, опытному человеку не слишком трудно было сообразить, что бой плавно перетекает в затяжную фазу. Если хотя бы сотня человек сумела сориентироваться в обстановке и забаррикадироваться в подходящем для обороны месте, то штурмующим придется нелегко.

А ведь наверняка какая-нибудь телефонная линия или радиостанция продолжает работать, и тогда через полчаса-час на помощь к каудильо может подойти дивизия полного состава со средствами усиления. Та же итальянская «Черные перья» от Вальядолида, и своих полков и батальонов можно надергать из окрестностей. Отряды прикрытия задержат их, но ненадолго.

Другое дело, что каудильо это не спасет, пока он жив, десантники не отступят и не сдадутся, но кому это нужно?

Галерея, на которой Шульгин сейчас находился, вытянутым прямоугольником окружала нечто вроде летнего сада. Частокол мраморных, тускло мерцающих даже в густом полумраке, колонн. Роскошный многофигурный фонтан посередине, черные скелеты деревьев, лишенные листьев. Север все-таки. Смутно различаемые дорожки, покрытые утрамбованной щебенкой. Шесть ярусов окон, в основном темных, но в некоторых угадывается свет. Свечи, лампы керосиновые или даже электрические, только скрытые шторами и глухими абажурами.

Самое время прогуляться по Средневековью, вспомнив иные, не присущие советскому наркому способности. Цинично звучит, но ведь и затеянная им третьего уровня операция тоже остается отвлекающей. Настоящие осуществляются в одиночку.

  61  
×
×