Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы

Настоящие японские ниндзя, одно из их подразделений, если так можно выразиться, а то и кланов, специализировались на работе во дворцах сегунов, князей, прочих феодалов. Сам Шульгин в молодые годы отрабатывал иные методики: действие на открытой местности, рукопашные поединки и фехтование на длинноклинковом холодном оружии, использование метательных инструментов, специализированных, вроде сюрикенов, или подручных, от кирпичей, пепельниц до любимых шариков больших подшипников. Если кто помнит, в цирке на Цветном бульваре два сезона он приводил народ в изумление метанием ножей. Подобных штук не проделывал никто. В несоветское время его с распростертыми объятиями приняли бы в подходящее шоу на Бродвее, а так…

Но о приемах «комнатных ниндзя» он тоже кое-что знал. И общефизической подготовки хватало. Одна беда – не своим телом он сейчас распоряжался, а чужим, килограммов на двадцать тяжелее и на восемь лет старше. Однако предыдущие московские забавы и стимулирующее действие гомеостата плюс внедренной в мозг матрицы сообщили мышцам бывшего наркома удельную мощность пантеры и физическую силу гориллы, а реакцию – паука вида… (вот, черт, забыл), который свободно уворачивается от выпущенной с пяти шагов револьверной пули.

Пришлось подсобраться, конечно. Шульгин, выйдя в коридор, проделал несколько дыхательных упражнений, размялся, приводя в аллертное состояние чужой опорно-двигательный аппарат, и пошел.

Каудильо Франсиско Франко, в отличие от Гитлера, собственным, неприступным в принципе Берхтесгаденом, бункерами рейхсканцелярии или походным штабом Вольфшанце не обладал. Попроще он был, хотя и генерал, но не успевший стать всесильным и убежденным в своей непогрешимости диктатором. Или личный характер не тот, или национальный. Скорее он напоминал нашего Корнилова или Колчака.

Но все равно его личные и штабные помещения размещались в донжоне, башне, возвышающейся посередине самого верхнего и самого изолированного двора. А перед входом в него стояли два итальянских пушечных броневика. Ни за что не удастся Гришину и прочим интернационалистам туда пробиться вовремя. Дворец Хафизуллы Амина был попроще, да еще и охранялся людьми, которые вовремя сообразили сдать шефа и хозяина.

Значит, остался один Шульгин, чтобы сделать все и за всех.

Спасибо лейтенанту, по его чертежу Сашка стремительно перемещался где тайными проходами, где широкими коридорами. Со стен на него смотрели персонажи гобеленов пятнадцатого века, или вдруг выбегали солдаты двадцатого. Иногда он прятался, услышав шаги и голоса слишком многих людей, взбегая по опорному столбу к потолку. Иногда, если требовалось, просто бил ножом. Есть в человеческом организме такие места, что жертва и вскрикнуть не успеет.

Очень удобны были потолочные балки. Широкие и массивные, сорок на сорок сантиметров минимум. И стропила над ними, и подкосы. Можно полежать, послушать, о чем внизу говорят. Услышать удавалось много интересного. Насчет текущей обстановки, психологического состояния противника и куда более личных моментов.

Очередной раз, соскользнув вниз совершенно бесшумно, нащупывая кончиками пальцев швы между каменными блоками, он очутился в зале, превращенном в казарму. Плохую, к слову сказать. Тощие матрасы, разбросанные по полу, длинный стол, на котором, кроме большого чайника, десятка жестяных кружек и тарелки с кусками лепешек, ничего не было.

Значит, и гарнизон здесь обитал такой же, численно.

Но все давно разбежались по позициям. А для Шульгина как раз эта была хорошая. Фланкирующая подходы к донжону. Он тихонько закрыл входную дверь, повесил на ручку гранату «Ф-1», разжав усики предохранителя.

Вряд ли он сейчас был человеком тех прекрасных, московских, солнечных, безмятежных семидесятых годов. Слишком много пролегло между ними страшного, фронтового, ни с каким гуманизмом несовместимого.

Найдя обходной путь, он опять выбрался сквозь дверку полуподвала в непосредственно примыкающий к цоколю донжона дворик. Из-за поперечно стоящего корпуса взахлеб били пулеметы и автоматы. Жаль, не было у него больше рации. Подбодрил бы, в меру сил, своего Гришина и друзей-интернационалистов. Пока же им остается только надежда на командира. Пожалуй, тающая с каждой минутой. Генералы и наркомы лейтенантов бросают только так. По обстановке или просто по настроению, если не погибают раньше их, что тоже случается.

Он решил сделать то, что никакой настоящий «большой» начальник себе не позволил бы. Но Шульгин, пока жив, и пока живы люди, которых он втянул в эту историю, не мог поступить иначе.