Подземелья Эйтана

– Герой должен все уметь делать, – попытался возразить ему Ванфар.

– Тогда это будет уже не герой, а народный умелец, – усмехнулся дварф.

Отшельник проводил перемазанных слизью героев в дальний конец пещеры, где по стене стекала тонкая струйка воды. Плошка, подставленная под нее, наполнялась за четыре минуты. На мытье и стирку ушло около двух часов.

Все это время Хесроб беседовал с Ариэллой. О чем они говорили, никто не слышал, но сама Ариэлла осталась очень довольна беседой со старым отшельником. За неполных два часа ее мнение о Слепом Библиотекаре едва ли не полностью переменилось. Если поначалу он представлялся ей довольно неприятным, желчным старикашкой, кичащимся своими знаниями, так же как иные хвалятся богатством, то к концу их беседы девушка была совершенно очарована мудростью и добротой отшельника. И удивляло ее лишь то, что потребность делиться всем, что он имел, казалась Хесробу совершенно естественной. Более того, он верил в то, что со временем это станет нормой поведения для всех людей. И вот тогда – именно тогда, а никак не раньше – наступит тот самый Золотой век, о котором говорили древние мудрецы.

– Все дело в том, – объяснил Ариэлле Слепой Библиотекарь, – что со временем оказался утрачен первоначальный смысл выражения «Золотой век». Это вовсе не значит, что с наступлением Золотого века все будут есть и спать на золоте, как обезумевшие драконы. Нет! Золотой век наступит тогда, когда золото перестанет иметь ту власть над людьми, которое оно имеет сейчас. Золото перестанет отравлять разум и души и станет просто металлом, из которого можно делать красивые безделушки.

– Но золото является универсальным денежным эквивалентом. – Ариэлла возражала отшельнику вовсе не потому, что была с ним не согласна, – она хотела услышать доводы мудреца.

– Эквивалентом чего является золото? – усмехнулся Слепой Библиотекарь. – Мудрости? Доброты? Справедливости? Быть может, тот, у кого много золота, знает что-то, чего не знает никто другой? Нищий, просящий подаяния на базарной пощади, может оказаться во сто крат умнее и щедрее богача, пожалевшего для него медную монету. Вот! – двумя сложенными вместе пальцами Хесроб постучал себя по лбу. – Вот единственный универсальный эквивалент, по которому можно судить о человеке. При этом, конечно, не стоит забывать о том, что разум должен дополняться чувствами. Бесчувственный гений ничем не лучше сентиментального дурака.

Когда герои привели себя в порядок и пришла пора прощаться, отшельник взял руки Ариэллы в свои и сказал:

– Запомни, что я скажу тебе, девочка. Первое: магия сильна, но не всесильна. Второе: для того чтобы что-то увидеть во тьме, нужно погасить свет… Запомнила?

– Конечно. – Ариэлла улыбнулась и поцеловала отшельника в морщинистую щеку.

– О! – блаженно закатил глаза Хесроб. – Нужно непременно оставить на стене запись о сегодняшнем дне!

– Только не забудь потом, что это был за день, – усмехнулся довольный Веспер.

– О, разве такое забудешь! – Отшельник проводил Ариэллу долгим взглядом.

– Еще бы, – согласился дварф. – Не каждый день увидишь, как непобедимый Веспер Голдхейм одним ударом заваливает невидимый псевдогриб!

Отсалютовав отшельнику секирой, гордый дварф первым шагнул в темный проход.

Следом за ним, махнув на прощанье рукой, покинула пещеру отшельника Ариэлла.

– Может, помочь камень на место поставить? – предложил на всякий случай Терваль.

– Да ладно, – усмехнулся Слепой Библиотекарь. – Надо будет, сам управлюсь. Вы лучше за своей рыжей присматривайте.

– А что с ней не так? – насторожился Лигон.

– С ней все в порядке, кроме одного – она слишком доверяет магии.

– Разве магия – это плохо?

– Магия – это очень хорошо. Если помимо нее знаешь еще что-то.

Глава 22

Система пещерных ходов, о которой говорил Слепой Библиотекарь, оказалась не очень сложной. Но дорога вышла не близкой – чтобы добраться до места, странникам потребовалось без малого три дня. Запасы еды к тому времени совсем оскудели, и, к вящему недовольству Веспера, путникам приходилось обходиться размоченными в воде черствыми лепешками, которыми их снабдили в обители Белой Воды.

– Это не еда, – твердил дварф, пережевывая размокшую лепешку. На лице его при этом сменяли друг друга выражения крайнего недовольства, недоумения и гадливости. – Совсем не еда…