Мой ласковый и нежный мент

И эти воспоминания приобрели уже злокачественный характер, потому как зачастую, переплетаясь с фантазиями и мечтами, превращались в столь откровенную и очевидную блажь, до такой степени причудливую и нереальную, что она утыкалась лицом в подушку и ревела от души, после чего приходилось переворачивать подушку другой стороной, настолько она промокала от слез.

Вот и сейчас слезы текут по лицу независимо от желания не думать об этом человеке, который должен ей быть безразличен, хотя бы уже по той причине, что ничто не связывает их в этой жизни. Просто не должно связывать, потому что нет у них взаимных интересов, нет и не будет… С Вадимом иначе: у них общая работа и проблемы тоже общие… И во время не очень частых встреч им бывает совсем не до поцелуев и выяснения отношений, поэтому и до постели до сих пор не дошло, не то что с Барсуковым. С ним она почти переступила ею же самой обозначенную границу, допустив то, чего не позволяла Вадиму даже в мыслях. И прежде всего она сама виновата в том, что разрешила этому жалкому менту постоянно распускать руки и приставать к ней с недвусмысленными предложениями. И с какой стати она так раскисла перед ним, растеклась, точно блин по сковородке? В ее жизни встречались и более симпатичные, и более разговорчивые мужики, чем этот замордованный службой подполковник. И самое главное, в его отношении к ней нет и намека на любовь. Сплошное вожделение, слегка прикрытое неким подобием чувств, на которые она пусть тайно, но все-таки рассчитывала.

На плите закипел чайник. Людмила машинально сняла его с огня и застыла на месте, с трудом соображая, что же делать дальше. Время опять подходило к полуночи, а она до сих пор не знала, вернулся ли домой Денис после двухдневного отсутствия. Хотя узнать это не составляло никакого труда. По шагам за стеной она определила, что Максим Андреевич еще не спит, но, как ни старалась, так и не смогла найти убедительную и достаточно естественную причину, чтобы позвонить старику и успокоить свое растревоженное сердце.

И тогда, не придумав ничего лучшего, она сняла трубку и набрала номер Антонины. Подруга ответила сразу, словно ждала ее звонка, но если даже и не ее, то мастерски это утаила и даже не удивилась, когда Людмила потребовала, чтобы она немедленно, ну просто незамедлительно, приехала к ней. Только заворчала:

– На чем, интересно, я приеду? На метле или на швабре? Почитай, через все село добираться придется… – И тут же перешла на деловой тон: – Хорошо, сейчас что-нибудь придумаем! – И положила трубку.

Через полчаса на крыльце послышались знакомые шаги, и Людмила распахнула дверь навстречу своей подружке, в очередной раз убедившись, что если Антонина Веденеева пообещала что-нибудь придумать, то, будьте уверены, придумает обязательно.

Еще четверть часа ушло на то, чтобы снять шубу, валенки, повертеться перед зеркалом и между делом рассказать, как пришлось идти на поклон к соседу, чтобы он попросил ребят, патрулирующих на «уазике» ночные улицы, подбросить Антонину к дому Людмилы. Келлера она подняла с постели, и Александр Генрихович спросонок ее, конечно, отругал, но оперативному дежурному позвонил, и тот прислал машину, хотя тоже долго ворчал по поводу неугомонных девок, которым и ночь не в ночь, когда в одном месте свербит.

– Ну, что у тебя? – Тонька наконец успокоилась и присела на скамеечку возле обогревателя. Будто избавляясь от ночного холода, она зябко поежилась и еще плотнее закуталась в большую пуховую шаль. И только тут заметила покрасневшие глаза Людмилы. – Ты что? Неужто ревела без меня?

– Ну и что в этом такого? – произнесла та с вызовом. – Сама, можно подумать, никогда не ревела!

Антонина глубокомысленно наморщила лоб.

– Дедуктивным методом я, не в пример некоторым, не владею, но своими слабыми мозгами пораскинуть попытаюсь. Из-за Славки и тем более по поводу Вадьки ты так убиваться не станешь: первому ты просто-напросто отвесишь подзатыльников, чтобы не огорчал чрезмерно. Второй слишком далеко, и не думаю, что его новая дубленка – повод для слез. Хотя лично мне твою шубу будет очень жалко! Остается пока один Кочерян. Но из-за него ты могла бы заплакать лет пять назад, а сейчас сам Ашотик ревмя ревет от тебя и волосенки свои кудрявенькие дергает от огорчения, что согласился взять тебя в замы… – Тонька ухмыльнулась и подмигнула подруге. – Выходит, тоже не он?

– А почему я должна из-за кого-то плакать? Может, у меня другие какие причины?