68  

Она, желая закончить разговор миром, ответила:

— Вскрытие должно быть сегодня утром.

Она была уверена, что он спросит: «А когда они пришлют вам протокол?..» — но он не спросил. По всей видимости, он понял. Выражение ее лица не сулило никаких надежд на получение более подробной информации.

— Папа! Барбара! Смотрите!

Вот оно — спасение, мелькнуло в голове Барбары. Она посмотрела в сторону двери. На пороге, вытянув руки в стороны, стояла Хадия, держа на голове большой пляжный мяч.

— Я не могу пошевелиться, — объявила девочка. — Если я шевельнусь, мяч упадет. Папа, ты так можешь? Барбара, а вы? Вы можете удерживать равновесие?

Это был хороший вопрос. Барбара провела салфеткой по губам и встала из-за стола.

— Спасибо за приятную беседу, — сказала она Ажару и добавила, обращаясь к Хадии: — Настоящие жонглеры умеют удерживать мяч на носу. Я уверена, что ты освоишь эту науку к обеду. — Затянувшись в последний раз, она ткнула окурок в пепельницу и, кивнув Ажару, вышла из зала. Бэзил Тревес последовал за ней.

— Э-э-э, сержант?.. — Голосом и позой он сейчас походил на диккенсовского Урию Гипа,[15] правда, руки его, как обычно, были прижаты к груди. — У меня есть минута… Давайте прямо здесь?..

«Прямо здесь» — это за конторкой портье, место для которой было выгорожено под лестницей. Тревес пролез за барьер и, согнувшись, достал из ящика несколько листков розовой бумаги.

— Список звонков и сообщений, — таинственно прошептал усердный помощник, наклонившись к ее лицу. Барбара очутилась в облаке паров джина.

Взглянув на листки, она поняла, что это копии зафиксированных в отеле телефонных звонков. На мгновение она задумалась: как за столь короткое время ей успело позвонить так много людей, тем более что никому из ее лондонских знакомых не известно, что она здесь? И тут только сообразила, что это звонили не ей, а Кураши.

— Я поднялся сегодня еще до восхода, — прошептал Тревес. — Просмотрел книгу регистрации телефонных сообщений и выбрал все, касающиеся его. Я еще не закончил отбор его исходящих звонков. Сколько времени у меня есть? А как насчет его почты? Вообще-то мы не регистрируем письма, приходящие проживающим, но если я напрягу память, то, возможно, вспомню кое ходящие проживающим, но если я напрягу память, то, возможно, вспомню кое-что полезное для нас.

Барбара невольно обратила внимание на то, что местоимение он употребил во множественном числе.

— Полезным может оказаться все, — произнесла Барбара. — Письма, счета, телефонные звонки, гости. Да все, что угодно.

Лицо Тревеса засияло.

— И вот что, сержант… — Он осмотрелся. Рядом никого не было. Телевизор в холле сообщал утренние новости Би-би-си так громко, что наверняка заглушил бы Паваротти в «Паяцах», но Тревес проявлял бдительность. — За две недели до смерти у нас был гость. Гостья. Я не придал этому значения, ведь они были помолвлены, так почему бы ей… Хотя мне такое поведение… такая решимость с ее стороны показалась несколько необычной. Я хочу сказать, что для нее не было привычным… вести себя… ну, так открыто. Ведь в ее семье это не принято, верно? Из чего я должен заключить, что этот случай не совсем обычный.

— Мистер Тревес, вы не могли бы выражаться яснее и короче?

— Та женщина, которая приходила к Хайтаму Кураши… — многозначительно начал Тревес. Похоже, он обиделся, что Барбара недостаточно внимательно следила за тяжеловесным составом его мысли, медленно и с пыхтением ползущим к еле различимой вдали станции назначения. — За две недели до смерти к нему приходила женщина. Она была одета так, как принято у них. Одному Богу известно, как она, должно быть, парилась подо всем, что было на ней надето, на такой жаре.

— На ней был чадра? Вы это хотели сказать?

— Не знаю, как они это называют. Она была вся от макушки до пят закутана в черное, правда, для глаз были прорези. Она пришла и спросила Кураши. Он в это время пил кофе. Они немного пошептались у двери возле стойки для зонтиков, вон там. Потом они поднялись наверх. — Он на секунду остановился, словно для того, чтобы натянуть на лицо ханжескую маску, и продолжал: — Но вот зачем они поднялись к нему в комнату, сказать не могу.

— И сколько времени они провели у него в номере?

— Я вообще-то не засекал время, сержант, — ухмыляясь, ответил Тревес, — но не побоюсь сказать, что пробыли они в его номере довольно долго.


  68  
×
×