Бои местного значения

– А я, – шепнул на ухо собеседнику Власьев, – я – Пантелеев Питерский…

– Да ты что? Охренел? Кому туфту заправляешь? Леньку ж убили еще в двадцать третьем…

– Ты что, мертвым меня видел?

– Братва говорила… В газетах писали…

– Ну и … Пусть дальше пишут. А я живой. Лучше меня никто из тюрем не уходил. Из Крестов – два раза. С Гороховой – тоже. Жить хочешь? Со мной пойдешь?

Долгая пауза. Настоящему вору, да еще в клетке тюремной машины, услышать вдруг имя отчаянного налетчика давних нэповских времен, который давно стал легендой, прославился и дикой жестокостью, и своеобразным бандитским благородством, многократно уходил из рук угрозыска и чека, а потом будто застреленного при странных обстоятельствах, было так же и жутко, и радостно, как апостолам узнать о воскресении Христа.

Но одновременно, как Фоме неверующему, требовалось подтверждение.

– А где ж ты парился пятнадцать лет? И вдруг объявился, чтобы попасться, как фраеру? Да где – в сраном Кольчугине? Порожняк гонишь…

– Толковище будет, ты мне предъяву сделаешь. Или я тебе. А сейчас вопрос – на атанде поддержишь?

Власьев говорил медленно, старательно подбирая нахватанные еще в первые годы своей новой жизни слова и выражения. Тогда в монастыре «Нилова пустынь» образована была колония малолетних преступников, вроде макаренковской, и леснику-бакенщику приходилось общаться с ее обитателями почти ежедневно. Когда по делу, а когда из любопытства просто.

– Какая атанда, в железах?

– Нормальная, на рывок. Моя специальность. Тут еще блат в доску есть или одна шелупонь голимая?

– Зуб не дам – на особняк хожу… Но двое – на брусов шпановых кочуют. А скажешь, что делать, на слам иду. Мне терять нечего.

– Договорились.

Шестаков слушал весь этот разговор, в свою очередь удивляясь неожиданным талантам бывшего аристократа. Или книжек он прочитал много в своем лесном затворничестве, или имел контакты не только с лесной флорой и фауной.

Ему стало даже интересно, что дальше будет, словно бы не он сам выступал инициатором и главным действующим лицом предстоящего действа.

– Мне про тебя много штрихи бармили, – продолжил разговор шепотом Косой. – Как же ты здесь заместился?

– Так масть легла. Как заместился, так и сплетую.

– Сплетуешь? В ланцухах, отсюда, два болтухи с трубками за дверью?

– Увидишь. Только не лажанись, когда момент придет.

Очевидно, в голосе Власьева прозвучала такая убежденность, что вор аж задохнулся:

– Да я, да… сукой буду.

Наступила пауза.

Шестаков простучал по ноге Власьева:

– Попроси у конвоя закурить…

– Эй, начальники, – тут же откликнулся Власьев, стукнув кулаком в дверцу, – будьте людьми, окурочек суньте…

– Да мы бы и сунули, – отозвался голос конвоира, – а как ты в наручниках-то его возьмешь?

– А ты подай через решеточку, мы губы подсунем и дернем по разу-другому. Сам же знаешь, куда нас везешь, так неуж пожалеешь табачку-то?

– Вполне свободно и пожалею, – отозвался другой конвоир, голосом помоложе и понахальнее. – Если только у вас заплатить есть чем?

– Да чем же? – проныл Косой. – Шмонали вы нас бессчетно, разве останется что?

– Знаю я вас, злоехидных. Всегда заначить умеете, хоть пять раз подряд шмонай…

– Ну, хер с тобой. Есть. За трояк две целых папиросы дашь?

По тем временам три рубля стоила пачка «Казбека» или четвертинка водки.

– Дам, если заплатишь…

Колян привстал на сиденье. Отстранил тех двоих, что загораживали путь к окошку.

– Держи, начальник. В шапке, за козырьком трояк спрятан. Забирай, и курево сюда толкни.

Конвоир потянулся рукой между прутьями, подсветил фонариком, нашупал в указанном месте туго скрученную купюру, засмеялся довольно.

– Не соврал. Я ж знаю – хитрые вы, бандюги. Держи свою папиросу…

И когда Косой потянулся лицом к решетке, со смехом воткнул ему горящую папиросу под нижнюю губу.

Вор сначала ахнул от неожиданной боли, а потом разразился страшными ругательствами и угрозами.

Конвоир от ощущения безопасности и полученного удовольствия искренне веселился.

– Покурил, да, сука? Покурил? Ты у меня еще покуришь. Тут тебе не у Проньки. Я вас всегда давил и давить буду… Жалко, в расстрельную команду у нас не набирают. Я бы пошел.

Косой неожиданно быстро успокоился. Громко харкнул в сторону окошка, потом сказал врастяжечку и чрезвычайно веско: