Бои местного значения

Устроившись на мозаичном полу, собранном из разноцветных плашек редчайших сортов земных деревьев, едва ощутимо пахнущем сандалом, смолой ливанского кедра, орегонской сосной, соком розового кебрачо, он погрузился в медитацию.

Чего же он все-таки хочет?

В очередной раз уязвить аггров, нанести им, разгромленным во фронтальной схватке, последний, завершающий удар с тыла? Чтобы не поднялись больше, не смогли восстановить разорванную связь времен?

А может, лучше поступить иначе?

Как любил делать великий русский шахматист Алехин. Загнав противника в абсолютно безвыходное положение, но не доводя до мата, он вдруг предлагал развернуть доску и продолжить партию. Вновь почти выигрывал и вновь поворачивал доску. Пока на ней оставались фигуры.

Был ведь момент, когда, выслушав слова Учителя о грозящей им процедуре Публичного Покаяния, Антон вообразил, что агентура аггров успела нанести упреждающий удар, проникла и в Совет Конфедерации, и в Департамент Соответствия.

Хоть стреляйся. В какой-то мере помогла сохранить самообладание мысль: «Ну уж тогда-то Шульгин окончательно поймет, кто из нас дурак».

Это его даже позабавило – сколь же глубоко он погружен в земные реалии, что и сейчас, в роковой, по-настоящему критический момент, придает значение мнению о себе всего лишь человека. А ведь оно должно было волновать его куда меньше, чем египетского фараона – точка зрения раба-иноземца на необходимость строительства очередной пирамиды.

И теперь – снова Шульгин. Словно какой-то рок их связал.

Или – опять ему свыше подается Знак? Знак, который требует угадать единственно правильную линию поведения.

Антон вспомнил Талейрана. Тот любил повторять: «Бойтесь первых побуждений, как правило, они бывают благородными!»

Так, может быть, и стоит поддаться первому побуждению? На него враги точно не закладываются, как не рассчитывает опытный преферансист на две семерки в прикупе.

Антон уже почти поверил, что его предыдущие представления о взаимоотношении реальностей неверны. А раз так – можно предположить, что любые вмешательства, которые он собирается предпринять здесь, отнюдь не создадут малозначительную парареальность, но окажут кардинальное влияние на Главную историческую последовательность и на всю Большую игру в целом.

Если нет – он не теряет ничего. Но если да – последствия его намеченной акции невозможно переоценить.

Из всех существ, присутствующих в данной точке истории, только он и Шульгин знают будущее, знают исход (возможно – лишь промежуточный) Великой битвы. И могут данную ситуацию изменить.

Анализируя партию, Антон сумел просчитать вариант, в котором агграм удается устранить последствия диверсии на Главной базе, причем не только восстановить «статус-кво», но выиграть качество. Если они сумеют найти эту серию ходов и реализовать их, вся предыдущая борьба теряет смысл, в эндшпиле он неминуемо проигрывает партию.

Антон настолько возбудился, что извлек из второго уровня пространства перед собой большую глиняную чашу, полную исходящего ароматным паром синтанга, втянул через трубочку проясняющий мысли напиток. Следом появился переносной пульт связи с Главным информатором Конфедерации. Теперь, в своем новом ранге Тайного посла, он имел к нему неограниченный доступ.

Согласно архивным данным, выходило так, что Вторую мировую войну организовали и спровоцировали аггры. Чтобы скорректировать не до конца реализованные возможности Первой.

Партию 1914—1941 годов форзейли проиграли. Тут никуда не денешься. Агграм удалось в очередной раз, грубо выражаясь, «спустить в канализацию» стремительно нарастающий интеллектуальный потенциал человечества.

Если бы не бессмысленная бойня, унесшая десятки миллионов жизней (как правило – молодых, талантливых, «пассионарных»), а еще большее число интеллектуалов заставившая трудиться над созданием весьма хитроумных, но фактически никчемных линкоров, танков, бомбардировщиков и ужасных ипритов и люизитов, земляне в ближайшее десятилетие могли бы вплотную подойти к постижению сокровенных тайн естества.

Не случайно же в предвоенные годы создал свою теорию Эйнштейн, проникали в эзотерические глубины Блаватская, Рерих, один за другим публиковались в цивилизованной Европе трактаты Рамачараки, да и поэты российского Серебряного века явили миру не только литературный талант, но и явные признаки пророческого дара.