57  

«Вот черт! – вспомнил Буданцев. – А в тумбочке-то шаром покати, придется еще забежать в гастроном, где тоже полчаса, не меньше, давиться в сумрачной, настроенной на скандал очереди, опять же дышать кислой вонью мокрых валенок и бобриковых пальто с воротниками из кошачьего меха… Или плюнуть и отовариться в коммерческом магазине? Дорого, конечно, ну да черт с ним!»

Зато потом – вытянуться на кровати, закурить вкуснейшую, первую после ужина папиросу и почитать. Купленного вчера в «Букинисте» на Сретенке Честертона. «Человек, который был четвергом». Интересная книжка…

Мысли текли лениво, никак не пересекаясь с казенными словами, что он привычно выводил на бумаге.

Буданцев и сам не знал причины владевшей им уже не первый день хандры. Ничего чрезвычайного с ним лично не произошло, дни тянутся такие же, как всегда, – зимние короткие пасмурные дни, когда рассветает после девяти, а уже в четыре опускаются сумерки. Зима, она и есть зима, усталость накопилась, да и обстановка в стране никак не способствует оптимизму.

Давит, как перед грозой, ожидание чего-то еще более грандиозного и страшного, словно мало уже и так случилось. Вроде бы его, сыщика по чисто уголовным делам, впрямую и не касается, а газеты в руки брать противно. О радио и речи нет, пусть дома он его вообще не включает, так в остальное время никуда не спрячешься от черных картонных тарелок в кабинетах и квадратных раструбов громкоговорителей на уличных столбах.

Несоветские мысли, а куда денешься?

Багрицкий правильно писал: «Оглянешься – а кругом враги»… Вот и с этим убийством – расследовать все одно надо, работа такая, а в то же время… Если на самом деле тут не уголовники руку приложили, а коллеги из «Большого дома»? Тогда как? Не захотели общим порядком сажать жену вслед за мужем по каким-то специальным соображениям, а решили вопрос по-другому, с выдумкой…

И если будешь слишком усердствовать, где сам можешь оказаться?

Буданцев уложил в сейф папки с делами, дважды повернул ключ в замке, позвонил начальнику отдела, что на сегодня закончил и идет домой, как договорились. Опустил на рычаги трубку и вдруг решил закурить по последней, как бы уже отдыхая, без спешки и с удовольствием.

Хотя какое там удовольствие, если палишь по паре пачек в день, язык к ночи как печеный. Чуть не четверть зарплаты на «Казбек» тратит, перейти же на дешевые «гвоздики» не хватает характера. И так в жизни мало радостей, да и несолидно, все же целый ромбик в петлице носишь, пусть и цена этому ромбику совсем не та, что армейскому или в ГУГБ.

Конечно, «майор госбезопасности» совсем иначе звучит, чем старший опер одиннадцатого разряда тарифной сетки, и оклад у них там в три раза больше… Правда, сажают их впятеро чаще. Вон в Первом управлении никого знакомых, почитай, не осталось, а в МУРе кто работал, те и работают, за малым исключением.

«Вот черт! – удивился он себе. – О чем ни станешь думать, обязательно на очередную гадость мысли съедут».

Папироса не успела догореть до половины, как пронзительно затрещал звонок старого, в деревянном еще ящике, аппарата.

«Пожалуйста вам! Лучше бы сразу ушел… Да лучше ли? Когда из койки выдернут, едва придремавшего, – куда как противнее. Ну, может, и обойдется, мало ли».

Буданцев снял трубку. – Здесь еще? Вот и ладненько. Давай быстро ко мне.

Начальник сидел в таком же неуютном, но все же почище и отдельном кабинете, при появлении оперуполномоченного быстро захлопнул коричневую коленкоровую папку.

Секретничает. Хотя какие между ними секреты? Все равно ведь, если что важное, ему же и передаст для работы. Бдительность, так ее мать…

– Что там опять стряслось? Имейте в виду, я по «Брюсовскому делу» плотно занят, первый раз за двое суток поспать собрался… – агрессивно начал Буданцев, без приглашения садясь на расшатанный венский стул. Специально, что ли, им ХОЗУ самую древнюю и никчемную мебель сбагривает? В главке кабинеты совсем иначе обставлены. Дают понять, что рассиживаться нечего, волка ноги кормят? Или начальник такой неразворотливый попался, не может с хозяйственниками покруче поговорить?

– Сам ничего не знаю, – ответил начальник. – Позвонили сейчас из приемной Заковского, спросили, кто у нас самый опытный и умелый розыскник. Я решил, что дело серьезное, и назвал тебя. Велели немедленно явиться…

– Вот уж удружили, спасибо… Могли б и Мальцева назвать. Не дурее меня, а?

Договорить ему начальник не дал. Жестом показал, что все доводы давным-давно известны и смысла не имеют, словами же подсластил пилюлю, как принято выражаться:

  57  
×
×