Чужак в чужой стране

— Ты есть Бог, — неожиданно вмешался Майк.

— Что, Майкл? Ну… я никогда не слыхала, чтобы это так поворачивали. Но это все объясняет… Бог в тебе, и из тебя, и с тобой, и дьявол не смеет коснуться тебя.

— Да, — согласился Майк. — Ты грокнула Бога.

Он радостно подумал, что сказанное Пат — это лучшее приближение к его концепции за все время поисков слов… пока Джил не сможет выучить это понятие по-марсиански. Что, впрочем, неизбежно.

— Это мысль, Майк. Бог… грокает тебя… и ты венчаешься в Священной Любви и Вечном Счастье с Его Церковью. Жрец или жрица целуют тебя, и татуировка закрепляет этот поцелуй в знак того, что это навеки. Татуировка не обязательно должна быть такой большой: моя в точности соответствует форме и размерам благословенных губ Фостера, и она может размещаться где угодно, лишь бы была скрыта от греховных глаз. В любом месте, где ее не видно. А когда ты приходишь на собрание Счастливых, ты показываешь ее.

— Я слыхала о собраниях Счастливых, — сказала Джил, — но не знаю в точности, что это такое.

— Что ж, — рассудительно сказала миссис Пайвонски, — бывают собрания Счастливых и собрания Счастливых. Собрания для обычных членов; кто спасен, но может отойти в сторону, это сплошное веселье. Грандиозные вечеринки с ограниченным количеством молений, которые проходят очень радостно, и с большим количеством всевозможных развлечений, без которых не обходится хорошая вечеринка. Может быть, немножко настоящей любви, но лучше очень тщательно взвесить: с кем и как, чтобы не взросло семя раздора среди братии. Церковь очень строго следит за тем, чтобы держать каждую вещь на отведенном ей месте.

Но собрания Счастливых для навеки спасенных… ну, тут не надо ни о чем заботиться, ибо здесь нет никого, кто способен грешить… все в прошлом и забыто. Если хочешь выпить… о'кей, это воля Божья, иначе бы ты не захотел этого. Ты хочешь упасть на колени и молиться или возвысить голос и запеть… или разодрать на себе одежду и пуститься в пляс — это воля Божья. И вокруг не может быть никого, кто усмотрел бы в этом нечто дурное.

— Это похоже на вечеринку, — сказала Джил.

— О, так оно и есть… почти! И тебя наполняет небесное блаженство. Если ты утром просыпаешься, а рядом кто-то из навеки спасенных, то он здесь потому, что Бог захотел, чтобы вы были благословенно Счастливы. У всех есть поцелуй Фостера. Они все свои. — Она задумалась. — Это немного похоже на деление воды. Понимаете?

— Я грокнул, — согласился Майк.

«Майк???»

«Подожди, Джил. Подожди до полноты».

— Но не думайте, — честно сказала Патриция, — что человек запросто может прийти на собрание Счастливых Внутренней Церкви, раз есть татуировка. Приходящий брат или сестра… Взять, скажем, меня. Как только я узнаю, что где-то намечается карнавал, я пишу в местную церковь и посылаю отпечатки пальцев, чтобы они могли свериться с картотекой навеки спасенных в Храме архангела Фостера. Я даю им свой адрес в Биллборде. Когда я все это делаю — а я всегда хожу на воскресные собрания, даже если Тиму приходится снимать мой номер — моя личность может быть легко подтверждена. Обычно меня встречают с радостью: я добавляю притягательности такой вечеринке своими уникальными и непревзойденными святыми картинками. Часто я целый вечер лишь только то и делаю, что стою и позволяю людям разглядывать себя. Каждая такая минута — истинное блаженство. Иногда проповедник просит принести Лапушку, чтобы изобразить Еву и Змея… для этого, конечно, приходится гримировать тело. Кто-нибудь из братьев играет Адама, и нас изгоняют из райского сада, а проповедник объясняет, что означает истинный смысл случившегося, а не поповскую ложь… и мы кончаем тем, что теряем нашу благословенную невинность, чтобы дать заряд всей вечеринке.

Она добавила:

— И все интересуются моим поцелуем Фостера… Потому что с тех пор, как двадцать лет тому назад он взошел на Небеса, немногие имеют поцелуй Фостера, сделанный не посредником. У меня есть на это официальное церковное удостоверение. И я рассказываю, как я его получила. Я…

Миссис Пайвонски поколебалась, затем выложила все подробности, и Джил только диву далась, куда делась ее ограниченная способность краснеть. Но затем она грокнула, что Майк и Патти — два сапога пара: Божьи дети, не способные грешить, что бы они ни делали. И она от всей души желала — ради Патти, — чтобы Фостер действительно оказался святым пророком, спасшим ее для вечного блаженства.