Одиссей покидает Итаку

Все это приходило Берестину в голову и раньше, и по другим поводам, но то были вполне отвлеченные мысли или пустопорожний интеллигентский треп за рюмкой или чашкой кофе, а сейчас перед ним была реальность. Вот они – подлинные статисты величайшей, может быть, в истории человечества трагедии. Виновники и жертвы небывалой расплаты миллионов людей за бессмысленную верность тирану, узурпировавшему святую идею.

Почему при проклятом, сгнившем на корню самодержавии его верные слуги могли понять опасность, исходившую от самого помазанника божия, находили силы спорить с государем и Верховным главнокомандующим, доказывать ему его же бездарность, грозить отставкой? Как тот же генерал Брусилов в шестнадцатом году: «В случае же, если мое мнение не будет принято во внимание, я буду вынужден считать мое пребывание на посту главнокомандующего не только бесполезным, но и вредным. Прошу меня в этом случае сменить». Такие слова говорил Брусилов царю публично, что зафиксировано в протоколах высочайшего совещания в Ставке 28 марта 1916 года. Или здесь дело в том, что вольности дворянства предполагали известную независимость внутри этого круга, или настолько очевидной была истина, что честь в любом случае дороже и положения, и самой жизни, и только дальнейший прогресс, социальный и культурный, отмел этот феодально-помещичий пережиток? Или, наконец, все дело в том, что четыре года мировой и пять лет гражданской настолько выбили всех наиболее честных и отважных с обеих сторон, что некому стало на практике воплощать нравственные императивы?

Под влиянием таких мыслей новый командующий и начал свое выступление перед командным и политическим составом Третьей и Десятой армий.

Представившись и вкратце рассказав о себе основные сведения – где служил и воевал, чем командовал, Берестин-Марков сразу перешел к сути.

– Генерал Павлов смещен за то, что поставил округ фактически в катастрофическое положение. Любому из вас, если он достоин своего звания и положения, это должно быть очевидно при первом взгляде на карту. Независимо от того, что говорят политические деятели (все поняли, кого он имел в виду, и содрогнулись), мы с вами люди военные. Должны исходить из того, что война может начаться в любой день и час, и делать все каждый на своем месте, чтобы встретить врага во всеоружии. И материально, и морально. А к чему готовитесь вы? – Он обвел взглядом зал, остановился на средних лет плотном генерале с наголо бритой головой. Указкой, словно рапирой, нацелился ему в грудь. – Вот вы…

– Командир Девятого армейского корпуса генерал-майор Леденев.

– Очень приятно. – Берестин знал, что Девятый АК занимал стокилометровую полосу на юго-западном фасе выступа. – Немцы делают вот что… – Берестин двумя взмахами указки изобразил направление ударов с севера, от Сувалков, и с юга, от Седльце, отрезающих обе армии и смыкающихся далеко в тылу группировки, восточнее Волковыска. – Что вы станете делать, имея в виду, что у противника и так двойное превосходство в силах, а на направлениях главных ударов будет и десятикратное? Садитесь. Но каждый из присутствующих может поставить себя на место генерала Леденева. Да и на своих местах радости у вас будет мало. И пусть каждый ответит сам себе… – Алексей почувствовал, что начал говорить слишком возбужденно, и сбавил тон. – Я сейчас не собираюсь устраивать военную игру или командно-штабные учения. Времени на это нет. Я хочу, чтобы все усвоили простую мысль – если война начнется завтра, мы ее уже почти проиграли. Не нужно пугаться моих слов. Нужно осознать положение дел и, не теряя дня и часа, начать действовать. Я смотрю, товарищи увлеченно меня конспектируют, – он повернулся к полковнику с орденом Ленина. – Назовите себя, пожалуйста.

– Начальник особого отдела Десятой армии полковник Лобанов. – Взгляд у полковника был неприятный. Особенно с точки зрения Маркова.

– Если вы конспектируете, чтобы сообщить куда следует о вредных мыслях и пораженческих настроениях командующего, то не советую. Времена несколько изменились. Ну, честно?

Лобанов молчал, только дергался мускул на щеке.

– Не хотите отвечать – настаивать не буду. Но имейте в виду, не тем занимаетесь. В таком качестве вы мне не нужны. Автономия ваша кончилась, будете бороться со шпионами и диверсантами на фронте, а не выискивать их среди товарищей. Вместе с начальником особого отдела Третьей армии и командирами погранотрядов завтра приказываю прибыть в Минск. В двадцать два ноль-ноль. Садитесь.