Формула одиночества

– Теперь это неважно, – усмехнулась Марина, – хотя я уверена, вы уже подыскали себе теплое местечко. Интересно, где? В Москве или под крылышком Молодцова?

– Дура! – завопила мачеха и принялась лихорадочно тыкать недокуренной сигаретой мимо пепельницы. – Ты мне ответишь за оскорбления! Уматывай, пока я не вызвала милицию.

– Боже, как страшно, – покачала головой Марина. – Я бы сама хотела встретиться с милицией. Возможно, там уже знают, на какие средства вы выстроили себе квартиру в Москве.

И, развернувшись, направилась к двери. В ответ ей было гробовое молчание. На пороге Марина не выдержала и оглянулась. Мачеха смотрела ей вслед странным остекленевшим взглядом. На тумбочке дымилась сигарета, и Марина хотела предупредить Ольгу Борисовну о возможности пожара. Но, махнув рукой, вышла из комнаты.

Глава 23

Марина спустилась с крыльца. На душе у нее скребли кошки. Она видела, с какой быстротой Молодцов опять проскользнул в палату к Ольге Борисовне. Наверняка будут перемывать ей косточки да судить-рядить, как им поступить дальше. А еще она заметила несколько окурков возле крыльца. На земле валялось не меньше десятка бычков, часть их еще исходила дымком. Значит, Молодцов нервничал и курил беспрестанно.

Она недовольно поморщилась. Зачем она пошла на поводу у Ивана и сказала мачехе про квартиру? Возможно, в этом нет ничего криминального, ну а если имеются какие-то подводные камни, то Ольга Борисовна непременно насторожится и тут же постарается замести следы. Хотя бабка надвое сказала. Всегда можно проверить, на кого зарегистрирована эта квартира в Москве. Вполне возможно, на кого-то из родственников. Честно сказать, Марина ничего не знала о том, имеются ли родственники у мачехи. Раньше ей это было неинтересно, да и Ольга Борисовна не спешила знакомить мужа и падчерицу со своими близкими.

Марина направилась через село в усадьбу. Она шла словно сквозь строй участливых взглядов и тихих шепотков за спиной. Люди все время здоровались с ней. Кого-то из них она узнавала, кого-то – нет, но не останавливалась, как в былые времена, переброситься парой слов, узнать новости, пошутить, посмеяться. Прежде она была знакома со всеми жителями села, а теперь в основном навстречу ей попадались новые лица. Да и само село разрослось, похорошело. Появились новые дома и даже улицы.

В центре вокруг храма раскинулся парк с молодыми еще деревьями, а возле нового здания администрации, возле почты и райотдела милиции были разбиты огромные цветники. Здесь буйно цвели анютины глазки и петунии. Бордюрные камни недавно побелили, стоявшие рядом скамейки покрасили.

Это приятно удивило Марину, но она понимала, что жизнь ее односельчан по-прежнему во многом зависит не от собственных подворий, а от музея. В девяностых отец под предлогом возрождения усадьбы в полном объеме построил мельницу, закупил ульи и пчелиные семьи, восстановил маслобойку и сыроварню. То есть, по словам мачехи, занялся предпринимательской деятельностью. Это позволило не только улучшить финансовое положение музея, но и дать работу многим сельчанам, оказавшимся за чертой бедности в период гайдаровских реформ.

Именно за это невесть откуда взявшееся умение крутиться отец чуть было не угодил в тюрьму. По старой советской привычке в его действиях нашли криминал. Якобы он отмывал часть денег, принадлежавших местным бандитам. Этого добра шлялось вокруг хоть пруд пруди. Конечно, Марина догадывалась, что отец отстегивал энную сумму типам, которые обеспечивали музею «крышу». Но это прегрешение было единственным. Все деньги, что удавалось заработать на дополнительных промыслах, отец, не надеясь на федеральную поддержку, направлял на развитие музея и на зарплату служащим.

После комплексной ревизии отца только пожурили, а позже даже вынесли благодарность за «творческий подход» к делу. Но Марина догадывалась, что здесь не обошлось без местных чиновников. Наверняка им дали на лапу. Нет, отец как раз был на это не способен. Но рядом с ним находилась Ольга Борисовна, а она умела не только сразить любого мужчину своей красотой, но и решить проблемы так, что никому не было обидно.

Имя мачехи всякий раз вызывало у Марины изжогу. Конечно, она не знала в деталях, как развивались события. Отец во время их редких встреч не слишком откровенничал. А Марина не настаивала на его откровениях, потому что знала: непременно всплывет имя мачехи. Она, похоже, затмила свет в окошке ее бедному отцу: об Ольге Борисовне – хорошо или ничего. Аркадий Сергеевич неизменно придерживался этого принципа. И даже в том случае, когда мачеха чуть ли не в открытую изменила ему с одним иностранцем, представителем ЮНЕСКО, который как-то побывал в Ясенках, отец простил ей и эту «шалость».