Кладбище

Кит ненадолго зажмурилась, а когда открыла глаза, я увидел, что она не на шутку расстроена.

— Если хочешь нормально общаться со мной, Шон, усвой одно простое правило: никогда не спрашивай о моих настоящих отце и матери. Ты можешь говорить со мной о чем угодно, только никогда не интересуйся, хочу ли я когда-нибудь увидеться со своей родной матерью или с отцом. Все об этом спрашивают, а меня это... раздражает. У меня есть отец, и он самый лучший и самый храбрый, как ты имел возможность убедиться. Другого мне не нужно. И мать у меня тоже была — настоящая мать. Я не знаю, кто мои биологические родители, и мне наплевать. Мой настоящий отец — Джерри, и точка!

Кит разошлась не на шутку — во всяком случае, мне так показалось. Впрочем, все только что сказанное помогло мне не нарваться на неприятности, потому что — если говорить откровенно — рано или поздно я наверняка бы спросил, не пыталась ли она разыскать своих родителей. Несомненно, множество людей в прошлом уже совершили эту роковую ошибку, и Кит не хотелось, чтобы я тоже попал в их число.

— Я уверена, что мой настоящий отец — обыкновенный недотепа, — продолжала Кит. — Думаю, он из тех идиотов, которые пытаются испробовать приемы каратэ на львах в зоопарке, падают в чан с жидким шоколадом или умирают, помочившись на третий рельс в метро, — добавила она с недобрым смешком.

Я тоже рассмеялся, хотя приведенные ею примеры глупости показались мне не столько смешными, сколько пугающими. В Кит временами проглядывала неженская жестокость, которую она, вероятно, переняла у своего приемного отца.

— Ладно, кто еще там будет? — спросил я.

— Только Джеки. Я тебе о нем говорила, он мой бойфренд, — сказала Кит с обезоруживающей прямотой.

— Как, до сих пор?! — воскликнул я, разыгрывая удивление.

— Да.

— Кажется, я еще в прошлый раз сказал, что он недостаточно хорош для тебя.

— Ты ошибся. Джеки клёвый, он тебе понравится.

— Ну-у... — протянул я, стараясь чтобы мой голос звучал разочарованно, но не слишком, иначе Кит могла бы вообразить, будто я завзятый бабник и уже втрескался в нее по уши. Трудно передать в одном слове все, что я хотел ей сказать, но я старался изо всех сил.

— Он немного похож на тебя, — сказала Кит, словно оправдываясь.

— Ты хочешь сказать: он красив, умен, наделен редким чувством юмора и за словом в карман не лезет?

— Нет, просто он — ирландец. Настоящий ирландец, совсем как мой папа. Он переехал в Южный Бостон лет пять или шесть тому назад.

— В Южный Бостон? Да, я слышал об этом приятном местечке. На северном берегу реки расположен Кембридж — политкорректный, космополитический городок, в котором кишмя кишат молодые гении, а на южном... Я слышал, Южный Бостон служит для севера чем-то вроде противовеса.

— С чего ты взял?

— Так говорят.

— Вот и неправда. У меня много друзей в Южном Бостоне, и они совсем не идиоты и не фанатики. Во всяком случае — не все.

— Поправка принимается. А где жил Джеки в Ирландии? Откуда он родом?

— Кажется, из Слиго.

— Боже! Именно в этом графстве мужчины предпочитают женщинам коров и прочую домашнюю живность.

— Ладно, хватит! — со смехом воскликнула Кит и ткнула меня кулаком в плечо. — Достаточно, слышишь?!

Я снова сел на софу и, протягивая к ней руку, потер губы. Не перейти ли мне к решительным действиям прямо здесь и сейчас?

— Давай, пижон, пошевеливайся. Завязывай шнурки да идем поскорее, — поторопила Кит, прерывая ход моих мыслей.

— Ладно, только послушай сначала еще одну песню. Она называется «Полиция кармы». Тебе должно понравиться.

Зазвучала «Полиция». Кит она действительно понравилась. Она даже попросила меня поставить песню еще раз. Ничего удивительного. Многие музыкальные журналы назвали бы ее лучшей композицией в лучшем альбоме года. Я, однако, чувствовал себя немного не в своей тарелке, поэтому я прикончил пиво и тут же открыл последнюю оставшуюся в упаковке бутылку. Я сидел рядом с Кит на софе и слушал музыку. Драгоценные минуты, ради которых стоит жить! Красивая девушка, хорошая музыка, доброе пиво. Кит смотрела на закат, а я смотрел на нее, смотрел и боялся, что она снова поймает меня за этим занятием, так что в конце концов я тоже перевел взгляд на окно. Солнце полностью исчезло, но на западе небо было янтарно-золотым до самого Беркшира и Вермонта. На воде залива покачивались чайки и кулики-сороки. Над мысом реяли в небе воздушные змеи, а еще выше летел вдоль береговой линии легкий самолет — белая одномоторная машина, тащившая за собой длинную полосу материи, на которой было написано: «Воскресная ярмарка — Нью-гемширский фейерверк». Пилот был хорош, жаль только, что не силен в правописании. Вот он совершил последний эффектный разворот над пляжем и стал медленно удаляться в сторону границы Нью-Гемпшира.