Кладбище

Возможно, я слишком строг к Шеймасу, не знаю. Наверное, у меня это что-то вроде защитной реакции: всего неделю спустя я столкнулся с ним в обстоятельствах, которые были весьма и весьма неприятны, и был вынужден его убить. Я стрелял в Шеймаса практически в упор, с расстояния меньше трех футов, стрелял из мощного кольта калибра .45. Пуля попала ему в голову и разнесла ее на кусочки, забрызгав кровью и мозгом и меня, и злосчастного солдата, стоявшего рядом со мной.

Но об этом я расскажу в свое время.

Пока же Шеймас храпел в гамаке, не обращая внимания на оводов и слепней, которые обсели его дряблые, как тесто, ляжки.

Тут надо сказать, что если бы не Департамент морских и природных ресурсов, в ведении которого находился птичий заказник, власти уже давно бы утопили этот проклятый остров в ДДТ и сделали его более пригодным для тонкокожих ирландцев, какими были мы с Шеймасом.

— Эй, Шеймас, ты спишь?! — рявкнул я.

Никакой реакции.

— Проснись, португальцы собираются устроить что-то вроде революции! — снова закричал я, но Шеймас был по-прежнему погружен в беспробудный пьяный сон.

— А ну, давайте за работу! — скомандовал я португальцам, но никто их них и пальцем не пошевелил. Я, впрочем, не мог их за это винить. Работа, которую они подрядились исполнить, была мечтой ку-клукс-клановца и кошмаром для каждого доброго католика. Нам предстояло снести единственную на Плам-Айленде католическую церковь, чтобы освободить место для жилищного строительства. Правда, на протяжении последнего десятилетия число прихожан-католиков неуклонно сокращалось, зато земля, которую занимало церковное здание, все дорожала и стоила теперь миллиона два, а то и больше, так что в конце концов руководство епархии решило: какого черта, все равно церковь разваливается!

И вот фирма Джерри получила подряд на «разборку» церкви, а епархия, не дожидаясь, пока здание будет снесено, начала распродажу освященной земли под строительство коттеджей на три-пять спален. Как видно, многочисленные фильмы, снятые по романам Стивена Кинга, ничему не научили потенциальных покупателей, и участки шли нарасхват. Иначе относились к предстоящей работе суеверные португальские землекопы, нелегальные иммигранты с Азорских островов. Сказать, что им не нравилось своими руками ломать католическую церковь, значило ничего не сказать. Работали они медленно, неохотно и при каждом удобном и неудобном случае прикидывались глухонемыми дурачками.

Строго говоря, они и не должны были ничего разрушать. В их задачу входило проложить через песок, суглинок и остатки древних бетонных фундаментов прямую дорогу, по которой к церкви мог бы подъехать бульдозер. Не слишком легкая работа, согласен, но ее можно было сделать и за день — было бы желание.

Стоя обеими ногами на своей кирке, португалец помянул мою мать. Он был совершенно прав, охарактеризовав ее в не слишком лестных выражениях, но я не стал ему об этом сообщать. Вместо этого я повернулся и подошел к Шеймасу, который продолжал спать в гамаке, натянутом между дизельным генератором и переносным биотуалетом.

— Шеймас, проснись, эти черти бастуют! Отказываются подчиняться! — возмущенно произнес я, предварительно дав Шеймасу крепкого тумака.

Шеймас застонал, согнал с ляжек мух и, открыв глаза, недовольно посмотрел на меня:

— Какого черта ты меня разбудил? Тебе что, делать нечего?

— Работы осталось всего ничего, но португальцы не хотят прокладывать последний участок дороги. Они считают, что это навлечет на них божественное проклятие.

— Ты же болтаешь по-ихнему. Скажи этим обезьянам, чтобы кончали валять дурака и брались за работу, если не хотят иметь дело с Трахнутым.

— Может быть, ты лучше сразу позвонишь Трахнутому и попросишь подъехать?

На опухшем лице Шеймаса отразилось легкое беспокойство:

— Нет, ему это не понравится.

— Тогда попробуй заставить их работать! У меня ничего не получается, — сказал я, присаживаясь в тени, отбрасываемой кабинкой биотуалета. Увидев, что я сел, португальцы тоже опустились на землю.

Шеймас закурил сигарету:

— О'кей, пожалуй, ты прав — я должен сам этим заняться. Помоги-ка мне вылезти.

Я помог ему выбраться из гамака. Потирая искусанные ляжки, на которых отпечатались крупные ромбы от веревки, Шеймас подошел к рабочим. Я встал позади него.

— Не желаешь работать, значит? — проговорил он, обращаясь к вожаку забастовщиков.