Великое Нечто

Теперь, нарушив один из главных законов мрыгов и испытав запретные чувства, она сомневалась, сможет ли, как и раньше, свободно менять форму, перетекая из одной в другую, но это, как ни странно, перестало быть для нее важным. Эта затерянная в провинции Вселенной планета начинала становиться для нее родным домом, местом, которое она так долго искала.

— Да, я должна привыкать. Привыкать быть здесь своей, — повторила она. Корсакова поразило серьезное выражение ее лица.

— Привыкай, а я тебе помогу. — Алексей снова поцеловал ее и, приподняв, усадил на колени.

— Послушай, ведь когда это происходит, люди уже не должны иметь друг от друга секретов? — во внезапном приливе откровенности спросила Лирда.

— Ну, вообще-то нет. — Корсаков, не очень проникнувшись важностью момента, обнял ее и стал покачивать на коленях.

— Перестань, все, что я хочу тебе сказать, действительно правда. — Лирда решительно встала и, нагая, свежая, прекрасная, повернулась к нему. — Ты в состоянии выслушать меня серьезно? — спросила она, хмурясь.

— Постараюсь. Только мне придется не смотреть на тебя, — пообещал Корсаков.

— Договорились. — И Лирда, наклонившись, закрыла ему глаза своими прохладными ладонями. — Ты в самом деле хочешь это услышать?

— Очень хочу. — В его голосе начинала уже звучать настоящая тревога. Он взял ее за запястья и отвел ладони. Она почувствовала его испытующий взгляд.

Лирда набрала в грудь воздуха и быстро, не давая себе раздумать, выпалила:

— Я инопланетянка. Полюбив тебя, я подпала под власть запретных чувств.

Корсаков вздохнул с облегчением:

— И это все? Эту тайну я тебе с удовольствием прощаю. Он вдохнул душистый, сладковато-горький, как скошенная трава, аромат ее кожи. Но она опять отстранилась:

— Ты еще не знаешь всего: за мной охотится майстрюк. Он хочет убить меня.

Второе ее признание Алексей выслушал уже с большим вниманием.

— Майстрюк — это фамилия? — поинтересовался он.

— Ты не понимаешь. Майстрюк… он из космоса… Он хочет убить меня.

— Это уже лучше. Не волнуйся, крошка, борьба с инопланетными чудовищами — моя специальность. Из какой бы галактики он к нам ни прилетел, мы сделаем из него котлету, — в тон ей пообещал Алексей.

Она внимательно взглянула на него и, не увидев на его лице улыбки, благодарно прижалась к нему. — Еще в чем-нибудь ты хочешь признаться? — Больше нет, хотя постой… — Лирда задумалась, смешно наморщив лоб.

С улицы донесся звонкий лай.

— Прадедушка чем-то недоволен, — сказала Лирда. — Чингиз Тамерланович? — спросил Алексей, слегка путавшийся в ее «родственниках».

— Да нет же, Грзенк — папа, а это прапрадедушка — Бнург! — терпеливо объяснила она.

— Ну и пусть лает. Не будем мешать дедушке, — сказал Алексей и закрыл ей рот поцелуем. Как он уже успел убедится, это был единственный срабатывающий способ против роковых признаний.

Часов в десять утра, когда Бурьин с Китти и Корсаков с Лидой пили на веранде чай, баба Паша вернулась из магазина.

— Андрюшку видела, Сократова-то. Заметил меня, так передернулся весь. Синяк у него вот тута. Говорят, жена сковородой приложила.

— Может быть, он ей изменил с кем-нибудь? — томно осведомилась Китти.

— Андрюшка-то? — недоверчиво повторила баба Паша. — Да ты и скажешь. В нашей-то глуши? У нас на всю деревню десять старух.

Место Чингиза Тамерлановича за столом было незанято. Лида объяснила это тем, что дедушка задержался на прогулке. Грзенк появился, когда они уже заканчивали завтракать. Никаких пучков целебной травы в руках у него не было, зато вид у потомка двух ханов и эмира был самый что ни на есть таинственный. С этим же таинственным видом он уселся на свое место с краю стола и замер как истукан. Его маленькие, косо прорезанные глазки хитро щурились.

— А где же лечебная кора и первоцвет, а, Чингиз Тамерланович? — спросил Никита.

Потомок трех ханов недовольно покосился на него.

— Чего ты сияешь, как начищенный пятак? Влюбился, что ли? — подозрительно спросил Бурьин, когда они вошли в лес.

— А что, завидно?

— Мне? Я и сам с усам! — хмыкнул Никита.

В лесу было влажно. Земля буквально набухла сыростью. Грязь липла к сапогам. На почве у ручья отпечатались следы копыт, и Корсаков подумал, что так все и было тогда, несколько веков назад, словно не существовало течения времени, и все осталось неизменным на этой земле.