Великое Нечто

Бнург стал искать Грзенка и Лирду, чтобы сообщить им об этом, но наткнулся на множество ложных двойников. Все двойники Грзенка были скрытными и не выдавали, где может находиться их хозяин. Да, вероятнее всего, и не знали.

«Узнаю своего правнука: все его фантомы на редкость гупые и скучные, без проблеска гениальности», — раздраженно подумал Бнург.

Прадедушка сунулся было к шлявшейся по магазинам тонконогой манекенщице, фантому Лирды, но та, увидев собаку, только ошалело заморгала огромными глазами и стала спрашивать: «Песик, ты чей? Хочешь колбаски?»

Бнург разрешил ей себя погладить, а потом забежал за телефонную будку и исчез. Он решил на время отложить поиски и еще понаблюдать за майстрюком.

К майстрюку как раз подлетел один из разведочных шаров, и, увидев его, Бнург заскулил от внезапно нахлынувшей тоски. В этом шаре, беловатом, расплывчатом, неуловимо отличающемся от других шаров, Бнург узнал родную материю своей жены Дымлы. Ему захотелось прижаться к этой материи, войти в нее, но теперь это был лишь колеблющийся зыбкий шар, сквозь который проглядывало соседнее облако. Эта некогда столь родная материя теперь совсем не замечала Бнурга и, как и все шары, была преисполнена охотничьего азарта.

Дымла перешла в иллюзорную сущность несколькими годами раньше, чем Бнург, по неосторожности высунувшись из статического поля и позволив майстрюку перехватить ее импульс. Больше ему и не понадобилось. Через минуту на нее набросилось восемьдесят шаров, и она сама стала восемьдесят первым. Возможно, гибель жены послужила главной причиной, почему Бнург не слишком боролся за свою жизнь, когда его самого стал выслеживать тот хищник.

Майстрюки были очень неглупы. Даже этот молодой неопытный майстрюк за неполный день охоты многому успел научиться. Так, он понял: чтобы свести риск к минимуму, ловушки нельзя устраивать более чем одним шаром. Поспешных атак также лучше не предпринимать. После того как раненый шар восстановит свою структуру, хищник решил разделиться и зорко наблюдать за всеми фантомами.

Фантомы не наделены способностью менять форму, как настоящие мрыги, и майстрюк это знал. Значит, и добыча из опасения выдать себя теперь вынуждена будет постоянно находиться в одной форме. Как только мрыги попытаются изменить ее, они выдадут себя. Посмотрим, кто окажется хитрее! Фантомная тактика, возможно, не так уж плоха, но она лишает добычу целого ряда преимуществ.

Грустно глядя на полупрозрачный, меняющий очертания шар майстрюка, когда-то бывший его женой, Бнург думал об относительности всего сущего и даже об относительности того, что мы обычно вкладываем в слово «любовь». Его чувство к Дымле и ее чувство к нему, которым они когда-то так гордились и которое, как им казалось, достигало иногда почти запретного накала страсти, в действительности было всего лишь привязанностью двух физических оболочек, совместно заботившихся о воспитании детей и внуков, но не более.

После смерти их духовные сущности какое-то время по привычке пытались держаться вместе в Иллюзорном мире, но потом стали разбегаться вначале на несколько дней, а потом на все более и более продолжительные сроки.

У него появились свои интересы, у нее — свои, и интересы эти не пересекались. Бнург сотворил свой собственный иллюзорный мирок на маленькой планетке и, воображая себя Богом, населял его и творил историю его народов. Потом, когда принимать все решения за свой мирок ему стало неинтересно, Бнург подарил мирку свободу воли и… забросил его, так как при этой свободе ему самому уже не было места. Теперь он только изредка навещал его и спасал от войн и катаклизмов, до которых быстро развивающийся мирок то и дело докатывался.

А Дымла странствовала вверх-вниз по шкале времени от самых первых веков до последних и достигла в этом высокого совершенства. Но потом это ей надоело, и Дымла придумала себе новое увлечение. Парадоксы любви, как она сама называла эту игру. Поначалу. Пока она еще осознавала, что это игра.

Она стала творить себе поклонников и великодушно позволяла им то любить, то мучить себя, как ей того хотелось. Бнургу не нравилось, что жена всякий раз является к нему в сопровождении нового воздыхателя, настолько све-жесотворенного, что взгляд невольно искал на нем следы оберточной бумаги. Это мог быть и холодный лощеный франт в черном фраке, презрительно сквозь зубы цедивший слова, и купец Паратов из «Бесприданницы», и кинозвезда, а то и простоватый неандерталец, который, ревнуя, омерзительно скалил зубы и пытался огреть Бнурга дубинкой.