Дочь самурая

— Вы кажетесь слишком грустным для человека, который приносит радость.

— Мы не должны были встретиться. Мне следовало оставить узелок возле вашей постели. А я не справился с заданием. Опять не справился.

— Опять?

— Мы встречаемся с вами ночь за ночью. Вам не лежится в кровати, мадемуазель. Нелегко излечить вас от вашей печали.

— Но что вы делаете?

— Вы же видите. Я бросаю свое сокровище в колодец. Таковы правила. Радость служит только один раз. Но я вернусь в другом вашем сне. Вы излечитесь от этой любви, которая не достойна вас.

— Вы обещаете?

— Это не просто обещание. Это клятва.

Зал горячо аплодировал. Лола почувствовала, как ее охватило негодование. Она обернулась к Ингрид — у той были слезы на глазах. «Почему все, кто меня окружают, словно деревья, расщепленные молнией? Я совсем не похожа на опекуна. Я слишком стара и уже устала».

Расщепленные деревья, джентльмен, инженю, двор, колодец — все эти слова и образы кружились в безумном танце у нее в голове, а Морис тем временем просил зрителей предложить новую тему для импровизации. Поднялось много рук. Морис кивнул улыбающейся женщине с изможденным болезнью лицом. «Деревенская свадьба, много гостей, песни, танцы», — предложила она с каким-то вызовом. «Деревенская свадьба, раз!» — провозгласил Морис, подзывая своих актеров.

Лола поискала глазами Диего. Он уже вернулся к своей работе. Она склонилась к Ингрид, прошептав, что выйдет на минуту. Американка кивнула, зачарованно следя за артистами, начинавшими импровизацию. Морис обнял партнершу и стал танцевать танго — свадьба была с аргентинским колоритом.

Лола присела подальше от жужжащего улья службы скорой помощи. Незаметно для себя она приближалась к «зоне X».

Высохший колодец времен Средневековья. Адам уверяет, что спит там, завернувшись в свой пуховик. Это его успокаивает.

«А что успокаивает меня? Хороший пазл, старый портвейн, дружеские голоса в «Красавицах». Не вернуться ли мне домой? В моем узелке одни тени. Мне остается только бросить его в колодец. Таково правило. Радость служит только один раз».

Образы, которые породил Морис, были тягостными. Они накладывались на рассказ Диего, вызывая неприятное ощущение дежа вю. Придется снова отвлечь молодого медбрата от работы. И она заранее чувствовала себя любительницей копаться в зыбучем песке, тумане, разрозненных ощущениях. Она толкнула дверь в палату, где находились раненый, врач и Диего. Попросила уделить ей пару минут.

— Ты говорил мне о колодце Адама Нона. А Морис Бонен тоже вставил колодец в свою импровизацию. Мне нужно найти связь, Диего.

Медбрат предложил рассказать об импровизации подробно.

— Связь — это Алис, — заявил он с торжествующей улыбкой. — Она лучше танцевала, чем играла, и поэтому любила браться за одни и те же темы. Много раз она возвращалась к теме колодца. И особенно к истории с сокровищем, которое хранится в колодце.

— Она говорила «хранится», а не «спрятано»?

— Кажется, да. Ты выглядишь довольной, Лола!

— Возвращайся к работе. Я займусь остальным.

Она делала знаки американке. Зрители было подумали, что явились новые участники представления. Но недоразумение рассеялось. Морис и его труппа вновь завладели вниманием публики.

Ингрид и Лола миновали неподатливую дверь «зоны X» и погрузились в ее бетонные внутренности. Лола позвала Адама, но ответа не было. Она подумала, что он прогуливается на солнышке с Антуаном и Зигмундом. Ингрид же всегда была готова к самым нелепым и невероятным приключениям. И Лоле недолго пришлось ее уговаривать прочесать эти сырые и грязные помещения, чтобы найти колодец. Они с трудом отыскали его, но чувство усталости скоро уступило место ожиданию.

Адам Нон замаскировал его брезентом. Опрокинутая тачка удерживала на месте эту крышку от сундука с тайнами. Под тачкой они обнаружили полиэтиленовый мешок с заветным пуховиком.

Лола осветила колодец метров в десять глубиной. Старая, но крепкая на вид веревка была привязана к железному кольцу. Ингрид взглянула в лицо Лолы, искаженное светом карманного фонарика, и прочла на нем вполне ясные инструкции. К счастью, спуск в колодец, заброшенный со времен Иеронимуса Босха, не входил в число ее фобий, и она начала терпеливый и успешный спуск, иногда поскальзываясь на осклизлой стене.

— Здесь пахнет затерянным миром! — крикнула она хриплым, но воодушевленным голосом. — Еще несколько метров, и я буду на дне.