Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...

Очередное переплетение лент Мебиуса.

Сейчас мы, исходя из слов Сехмета, угодили на полгода, примерно, позже того, как Шульгин-Шестаков переправил в форт семью наркома и Власьева.

Что из этого следует? Считая время условно-линейным, Шестаков без матрицы, но с унаследованной от «драйвера» памятью за прожитое здесь время вместе с лейтенантом и еще с кем-то (здесь немедленно всплыл образ Дайяны, зачем-то организовавшей «тройственное совещание» с псевдо-Шульгиным и настоящим Лихаревым) вполне могли создать загадочную инфраструктуру. Не построить, это вряд ли, а именно создать.

И вот теперь что-то нас привело сюда. Мои мысли чисты, действительно. Словно снежное поле, простирающееся до горизонта. Что мы сделали? Мы оставили Дайяну на их базе, как Айртона на острове Марии-Терезии. В целях воспитания. Лорд Гленарван приплыл за пиратом через семь лет. Мы решили, для начала, дать ей год. Пусть, мол, поживет на своей Таорэре, где мы уничтожили по указаниям Ирины и Сильвии все механизмы, подходящие для внепространственных перемещений. Соберет своих уцелевших «курсантов», устроит «коммуну имени Антона Макаренко».

А что мы знали и знаем на самом деле?

Объявленное намерение разыскать и ликвидировать «инкубаторы», где выводилось и воспитывалось до двадцатилетнего, по нашему, возраста, около двухсот аналогов Ирины, Сильвии, Валентина, осталось, естественно, просто угрозой. Сильвия заверила, что, разрушив все, включая самодельную «машину времени» Лихарева, мы полностью устранили возможность возвращения Дайяны на Землю. Этой Дайяны. Лихарев из тридцать восьмого тоже остался там, скорее всего – навсегда, раз стерта даже возможность предыдущей развилки. И все же, все же… Отпущенный год, очень может быть, как раз и прошел, и некто направил нас сюда, чтобы не забыли случайно.

Потолок казался очень низким, давящим, печка источала чрезмерное тепло. Захотелось встать, выйти на крыльцо, глотнуть морозного воздуха. Что я и сделал немедленно. В сенях подскочил со своей подстилки Лорд, ткнулся носом мне в бедро, совсем тихонько гавкнул. Куда, мол, ты и зачем?

Я потрепал его мохнатый загривок.

– Ты, парень, что? Неужели разумный, как мы раньше для себя собак придумывали? Слова понимаешь или мысли?

Пес сделал вид, что не понял вопроса, подтолкнул меня к двери. «Собрался идти – иди».

Я вышел. Снова начинался ветер, несущий густую поземку. Если так пойдет, через час-другой мы получим ту самую пургу, которая гнала Шульгина с Лордом к пресловутой хижине-доту.

Но пока ничего, просто приятно смотреть на полосами летящий мимо снег.

– Расскажи мне, Лорд, – спросил я, почесывая его за ухом, – откуда ты взялся, что здесь делаешь? Ты вообще собака, или робот, или воплощение не знаю чего?

Пес потерся о мою ногу, сбежал с крыльца, осмотрелся, принюхался, вернулся. Ни по-русски, ни на ином языке, включая телепатию, не ответил. Но по его уверенному виду чувствовалось, что опасности поблизости он не ощущает и что за второго хозяина меня признает. Уже приятно. Тем более всей доступной мне силой психолокации я не мог уловить ни одной исходящей от Лорда негативной эмоции.

Глава двадцать первая

Нам повезло тогда, в самом начале, когда Левашов нащупал своей установкой в безбрежности пространств нашу Валгаллу. Проход на нее открылся летом, которое в широтах, где мы оказались и где построили форт, ничем не отличалось от лета в Костромской или Вологодской областях. Но длилось едва ли больше четырех месяцев. Весна и осень – по две-три недели. Остальное – зима. С морозами до минус сорока и очень частыми снежными бурями. Одним словом, не райский уголок в духе картин Шишкина, а натуральная Якутия.

Просто мы не успели прожить здесь полного года, да и проблемами планетографии с метеорологией заниматься было некогда. Рассчитали продолжительность суток и угол наклона оси к плоскости эклиптики, на этом и успокоились.

Отчего я удивился, осознав, что вьюжной зимой мы встретились с Сехметом (допустим, в местном январе) и в ту самую погоду попали через семь месяцев, хотя это должен был быть август. Но выглядел февралем, в лучшем случае – северным мартом.

Пока мы летели в сторону аггрианской базы, до которой по прямой было около четырехсот километров, кванг разъяснил нам эти и некоторые другие тонкости климата территории, где обитали кванги. Вообще настолько пассивного и нелюбопытного народа я раньше и представить не мог. Располагая техникой, во многом превосходящей уровень середины XIX века, они о Валгалле знали немногим больше древних иудеев, освоивших только пустыни и кусочек побережья Средиземного моря.