Чем черт не шутит

Интерьер «Оскара Уайльда» был весьма удачно выдержан в стиле модерн. Яркие, контрастные цвета, и ни одной прямой линии. Лишь только волны, завитки и раковины. Фальшивые окна, подсвеченные с обратной стороны, демонстрировали на имитирующем старую бумагу бледно-желтом фоне гравюры Бердслея. Тягучая, меланхоличная фортепианная музыка не глушила все прочие звуки, а будто обтекала их, делая частью самой себя.

Гармонично, стильно. И, что так же немаловажно, вполне доступно по ценам.

Посетителей было немного. Я бы даже сказал – на удивление мало. Небольшие компании по три-четыре-пять человек негромко беседовали о чем-то своем, дегустируя кулинарные шедевры от Аавала Семифракийского. И лишь за столиком, стоявшим возле окна, на котором была изображена Саломея с головой Крестителя, грустно потягивал пиво одинокий мужчина, похожий на престарелого хиппи.

Вот он-то и был мне нужен.

Не успели мы с Ансом снять мокрые плащи, как навстречу нам выбежал хозяин заведения, милейший Петр Николаевич Власенко. Некогда служивший в государственных органах, в период бурной перестройки и тотального кооперативного движения Петр Николаевич сделал выбор в пользу частного предпринимательства. И, как мне кажется, ничуть об этом не жалел. Невысокого роста, плотного телосложения, чуть полноватый и лысоватый, он был неистощимым источником доброжелательности и дружелюбия.

– Дмитрий Алексеевич! Уважаемый Гамигин! Давненько же вы к нам не заглядывали!

Анс смущенно улыбнулся и потупил взгляд.

Отвечать пришлось мне.

– Дела, дорогой Петр Николаевич. Дела, знаете ли…

Я попытался изобразить руками то, что не мог выразить словами. Нечто аморфное, бесформенное и необъятное.

– Да будет вам, Дмитрий Алексеевич! – замахал на меня руками Власенко. – Дела делами. А кушать-то все равно надо. Человек, поедающий пиццу с хот-догами, не достоин именоваться цивилизованным. Цивилизация – это, прежде всего, хорошая кухня!

Мне стало стыдно. И я не стал говорить, что ел сегодня на обед именно то, что ни один цивилизованный человек не возьмет в рот даже под страхом голодной смерти.

– Ну да ничего, ничего! – Петр Николаевич ободряюще подмигнул демону. – Сейчас мы все исправим. – Он подхватил нас под локотки и повлек в обеденный зал. – Для начала я хочу предложить вам наш фирменный теплый салат «Дориан» из говяжьей печени, дыни и граната. А пока вы будете вкушать сей замечательнейший кулинарный шедевр, Аавал расскажет вам о лучших блюдах из тех, что мы можем предложить вам сегодня.

Будучи уже не первый год знакомыми с Петром Николаевичем Власенко, мы с Гамигином знали, что, когда дело заходит об угощении, с хозяином «Оскара Уайльда» проще согласиться, чем спорить. Поэтому мы так и сделали – согласились. Но попросили посадить нас за столик с одиноким посетителем. Если, конечно, тот не станет возражать.

Мужчина, коротавший время в обществе Саломеи, головы Крестителя и на треть пустой кружкой пива, выглядел лет на пятьдесят. Хотя на самом деле ему было на десяток больше. Почти все посетители «Оскара Уайльда» были завсегдатаи, ради удовольствия общения с единомышленниками съезжавшиеся сюда едва ли не со всех концов Москвы. Поэтому и одевались они в соответствии с заданным стилем. Узкие, обтягивающие голени и бедра велюровые брючки, батистовые рубашки светлых тонов с широкими воротниками, кружевными манжетами и плавно обтекающими плечи жабо, разноцветные жилетки, расшитые серебряными и золотыми нитями, бисером и искусственным жемчугом, широкие береты тэм-о-шентер и шляпки-таблетки, украшенные брошками и перьями. На этом пестром фоне наряд человека, за столик к которому мы решили подсесть, выглядел, можно сказать, экзотично. На нем были старые, затертые до дыр джинсы, на бедрах испещренные разноцветными пятнами краски, как будто художник за работой то и дело вытирал о них свою кисть, и такого же вида джинсовая куртка с многочисленными карманами и кармашками, значками и нашивками. Под курткой была надета черная майка со скалящимся черепом и надписью «Хочешь помереть? Спроси меня как!». Отчасти седые, чуть вьющиеся волосы странного чудака, несколько поредевшие возле лба, но все еще густые на затылке, были зачесаны назад и перехвачены тянущейся через лоб широкой плетеной полоской с древними индуистскими символами, истинный смысл которых давно затерялся в глубине веков. Потому и толковали их кому как вздумается. Довершала картину широкая, красивая борода на две ладони и аккуратно расчесанные усы.