110  

— Нет, мог. Там деревянная лестница, консьержка натирает ступеньки и не позволяет входить в грязной обуви. Сапоги и кроссовки положено снимать и ставить в специальный шкафчик под лестницей, на первом этаже. У каждого жильца есть от него ключ. Черт побери, Вейренк, комиссар Вейль прослужил в полиции двадцать лет.

— Вейль ни в грош не ставит полицию. Он любит только эпатаж, изысканную кухню и искусство, причем искусство нетрадиционное. Ты бывал у него дома?

— И не один раз.

— Значит, ты видел этот великолепный и устрашающий хаос. Кто видел его один раз, не забудет никогда. Помнишь статую мужчины в цилиндре, с поднятым членом, жонглирующего бутылками? А мумию ибиса? А эти автопортреты? А диванчик Иммануила Канта?

— Не самого Канта, а его камердинера.

— Да, лакея по фамилии Лампе. А кресло, в котором умер епископ? А желтый пластиковый галстук из Нью-Йорка? На взгляд человека, который живет среди такой вот художественной свалки, уничтожение семьи Плогойовиц, совершенное стариком Паоле в традициях восемнадцатого века, должно было обладать некой эстетической ценностью. Как говорит сам Вейль, искусство — грязная работа, но кто-то же должен ее делать.

Адамберг покачал головой:

— Это он вычислил лестницу, которая ведет на самый верх. На седьмой ступеньке — Эмма Карно.

— Вице-президент Государственного совета?

— Она самая.

— И в чем она провинилась?

— Карно подкупила председателя Кассационной коллегии, который подкупил прокурора, который подкупил судью, который подкупил другого судью, который подкупил Мордана. Через несколько дней будут судить его дочь, и перспективы очень плохие.

— Черт. А чего она хотела от Мордана?

— Чтобы он выполнял ее указания. Это Мордан организовал утечку в прессе, чтобы предупредить Кромса и дать ему смыться. С утра, как только стало известно об убийстве, Мордан преднамеренно допустил несколько серьезных ошибок, чтобы провалить расследование, и наконец подбросил в квартиру Воделя-младшего улики, с помощью которых меня можно будет засадить за решетку вместо убийцы.

— Удачно найденные стружки от карандаша?

— Ага. Между Эммой Карно и убийцей существует какая-то связь. Страница в регистрационной книге мэрии, где была запись о ее браке, оказалась вырванной. Очевидно, если об этом браке станет известно, разразится большой скандал. Одну свидетельницу уже пристрелили. Карно раздавит сапогом кого угодно, лишь бы спасти свою карьеру.

Когда Адамберг произносил это, он мысленно увидел котенка под сапогом Кромса и вздрогнул.

— Она не одна такая.

— Верно. Вот почему ее боевая машина не встретит на пути никаких препятствий: каждый получит свою выгоду. Кроме будущих жертв Паоле — Эмиля и меня: через три дня от меня останется мокрое место, как от взорвавшейся жабы.

— Ты про жаб, которым засовывали в пасть сигарету?

— Да.

— Эксперты уже дали заключение по карандашным стружкам?

— Один мой друг притормозил доставку образцов в лабораторию. У него подскочила температура.

— И что это тебе дает? Три дня отсрочки?

— В лучшем случае.

Самолет готовился взлететь, Адамберг и Вейренк пристегнули ремни и убрали столики. Потом оба замолчали. Вейренк заговорил, только когда самолет стал набирать высоту:

— Итак, Мордан начал действовать в воскресенье утром, сразу после того, как обнаружили тело. Ты в этом уверен?

— Да. Он очень настаивал на том, чтобы задержать садовника, даже запасся предписанием следственного судьи.

— Это значит, что Карно уже в воскресенье утром знала, кто убил Воделя. Но тогда она должна была вступить в контакт с Морданом еще раньше. Иначе она не успела бы запустить свою боевую машину, не смогла бы принудить Мордана к сотрудничеству. На подготовку нужно минимум два дня. Выходит, она еще с пятницы была в курсе дела.

— Обувь, — сказал вдруг Адамберг, барабаня пальцами по иллюминатору. — Она всполошилась не из-за убийства в Гарше, а из-за выставки ног в Лондоне. И среди этих ног, Вейренк, есть несколько пар, над которыми поработал кто-то постарше Кромса.

— Я не видел материалов дела, — упрямо повторил Вейренк.

— Я говорю о семнадцати отрезанных ступнях, которые прямо в обуви были выставлены перед входом на кладбище Хаджгет в Лондоне десять дней назад.

— Кто тебе об этом сказал?

— Никто. Я сам там был вместе с Дангларом. Хаджгет — резиденция Петера Плогойовица. Еще до того, как на этом месте решили устроить кладбище, его тело захоронили на вершине холма, чтобы уберечь от разъяренных жителей Кисиловы.

  110  
×
×