37  

По неясной причине слова Ягуна привели Лоткову в раздражение.

– Твоя проблема в том, что у тебя вообще нет проблем, – негромко отрезала она, не глядя на играющего комментатора.

Ягун поморщился. Таня ощутила, что между Ягуном и Лотковой идет скрытая борьба. Странно, очень странно! Ягун и Лоткова всегда представлялись Тане устойчивой парой.

На первый взгляд казалось, что главный в этом дуэте Ягун, потому что именно его хохот и его острящий голос слышны были непрерывно. «Объявляю сегодняшний день свободным от приобретательства!» – мог заявить он и уже через пять минут, забывшись, завопить: «Кстати, Кать, а новую трубу для пылесоса нам уже доставили?»

Лоткова отмалчивалась, улыбалась и внешне позволяла Ягуну играть первую скрипку. Но как ни полыхает огонь и ни сыплет искрами, все же три четверти планеты покрыты водой и никуда от этого не денешься. Несколько раз случалось, что Таня просила Ягуна сделать что-нибудь, и тот мгновенно загорался, но Лоткова в последний момент все переигрывала.

– Понимаешь, – оправдывался Ягун. – Должен же я уступить ей хоть в чем-то? Даже бабуся говорит, что я ее тираню. Вот и сейчас я не могу ловить гарпий для Тарараха, потому что на Лысой Горе иванокупальская распродажа обуви, а одна лететь она боится. Свалится еще в океан.

– Как может Катька – профессиональная драконболистка!!! – бояться долететь до Лысой Горы, когда туда летают даже старые ведьмы на садовых граблях??? – с досадой спрашивала Таня, не имевшая большого желания ловить гарпий в одиночку.

Ягун пожимал плечами, но все равно летел на Лысую Гору и возвращался обратно с кучей коробок. Коробки, как цыплята за курицей, тащились по воздуху за его пылесосом. Большая часть покупок была, конечно, для Лотковой, но немалая и для самого Ягуна. Страдающий от деспотизма комментатор редко мог удержаться, чтобы не заскочить в свой любимый драконбольный магвазин и не купить что-нибудь из снаряжения.

– Бедный, бедный я мшелоимец! – каялся он.

– А что такое «мшелоимец»? – спрашивала Таня.

– Есть такой грех – мшелоимство . «Мшель» означает кошель. Но мшелоимство – это не набивание кошелька. Тут сложнее. Мшелоимство – губительная привязанность к вещам. Есть вот у меня два пылесоса, а я хочу третий, якобы самый нужный. А получу третий – захочу четвертый – турбореактивный, с завихрительной насадкой в трубе! Кстати, я уже его хочу!

– Ну хочешь и хоти! Должна же у тебя быть мечта! – резонно говорила Таня.

– Да, но совсем не такая… Тут не все так элементарно. Пока ты пользуешься вещью, ну вроде как зубной щеткой, не думая о ней, это ничего, терпимо. Но, бывает, прирастаешь к одной какой-нибудь штуковинке. Перстеньку, цепочке, пылесосу – неважно. Поначалу все невинно начинается, а затем вещица впиявливается в душу и уже не отпускает ее. У лопухоидов сплошь и рядом можно увидеть, как двое каких-нибудь дядечек – смирных таких послушняшек, тихих, с животиками – разбивают друг другу очки из-за поцарапанной машины. И царапина-то ерундовая, да только машина к душе приросла.

«Как у меня к контрабасу», – подумала Таня.

Ступеньки наконец закончились, и втроем они оказались в светлой гостиной Жилого Этажа.

Там уже потрескивала растопленная русская печь, на которой, задиристо толкаясь, сидело с десяток промерзших первокурсников. У печи дежурили циклоп Пельменник и маленький, кособокий, с торчащей бородкой домовой – то ли Федюнчик, то ли Федянчик. Путаница с именем происходила оттого, что Федюнчик/Федянчик не выговаривал доброй половины алфавита.

Пельменник колол секирой дрова и бросал их в печь. Федюнчик/Федянчик же частично следил за огнем, частично за самим Пельменником. При всяком другом раскладе раздраженный циклоп покидал бы в печь галдящих первокурсников с куда большим удовольствием, чем поленья.

Такие уравновешивающие друг друга пары из циклопов и домовых опытный Поклеп Поклепыч раскидал по всему Тибидохсу. Домовые были слишком слабосильны, чтобы раскалывать деревянные чурки, циклопы же, напротив, слишком буйствовали плотью, чтобы их деятельность могла завершиться чем-либо толковым при отсутствии внешнего управления.

– Если перестать воспринимать все как данность, странное тут у нас местечко… Нежить всякая, домовые, призраки, циклопы, гарпии… – сказала Таня задумчиво.

– А по мне так ничего странного! Тибидохс он и есть Тибидохс. Одно большое непрерывное удивление, – философски отвечал играющий комментатор.

  37  
×
×