46  

Доцент Горгонова подняла брови. Только она одна умела делать это с убийственной вежливостью, причем убийственной иногда буквально.

– Я слушаю тебя, Гроттер! Признаться, смысл твоей последней реплики от меня ускользнул.

Пока она говорила, в глаза Тани успели прыгнуть круглый магический светильник и стол, заваленный бумагами. Даже коварное окно и то перепрыгнуло на другую стену.

– Простите! Я думала: это моя комната! – испуганно сказала Таня и попыталась выскочить за дверь.

Медузия моргнула, и дверь не открылась.

– Не так быстро, Гроттер! – сказала доцент Горгонова. – Если человек пришел в гости без приглашения – он нахал. Но если он пришел случайно – значит, его привела судьба… Ты знакома с Андреем Рахло?

Таня обнаружила, что перед Медузией стоит упитанный третьекурсник с испуганными бараньими глазами. Не зная, куда деть руки, он то принимался откручивать пуговицы, то грыз ногти.

– Привет! – сказала Таня. Несколько раз она сталкивалась с этим парнем то за обедом, то в коридорах, однако знала его плохо.

– Прекрасный юноша! Потомок Дантеса по материнской линии. По отцовской – в родстве с Емельяном Пугачевым, – сказала Медузия и, подумав, насмешливо добавила: – И, как это обычно бывает, природа решила отдохнуть на потомке по всем линиям сразу.

Андрей Рахло покраснел и уставился в пол. Паркет, на который он смотрел, странным образом позеленел.

– А почему он попал в Тибидохс? Какой у него врожденный дар? – спросила Таня, запоздало соображая, что говорить в третьем лице о присутствующем человеке – дурной тон.

– Андрэ, покажи ей! – с улыбкой сказала Медузия.

Рахло послушно наклонился, дохнул на полировку стола Медузии и выпрямился. Прошло несколько секунд, и мертвое дерево выпустило росток. Набухшие почки выстрелили молодой листвой.

– Ага! Так, значит, мой стол все же буковый. А Сарданапал спорил, что это смоковница, – задумчиво произнесла Меди.

– Прекрасный дар! – сказала Таня.

Доцент Горгонова кивнула.

– Да. Его можно запустить на свалку, и он за два часа превратит ее в цветущий сад. Ты заметила, что у меня на полу проросла трава? А ведь он просто смотрел.

– Я нечаянно… – прогудел в нос несчастный третьекурсник.

– Не оправдывайся, дорогой мой! Я ничего не имею против травы. Однако одной искры магии, увы, мало, чтобы озарить пыльный чердак твоего разума. Сколько дополнительных занятий – и нулевой результат. Итак, Андрэ, продолжим! Когда нас прервали, ты говорил, что убитого верфольфа следует немедленно закопать в землю?

– Э-э… да… То есть нет… Может, иногда… – сомневался двоечник, по выражению лица Медузии пытаясь вычислить правильный ответ.

Бесполезный труд. Лицо Медузии сохраняло непроницаемое и насмешливое выражение.

– Значит, будем закапывать? А где – за оградой кладбища или на самом кладбище?.. – вкрадчиво спросила она.

– Вне… то есть в ограде… там земля другая, оттуда не вылезет… то есть не сразу вылезет… – путался двоечник.

Медузия благосклонно кивнула.

– Значит, не сразу, Андрэ? Ну и на том спасибо, что хоть не сразу. Будет время чуток отряхнуть лопату… Приходи через недельку, дружок. Подучи еще!

– Но я в восьмой раз уже прихожу! – простонал бедолага.

– Именно. А я в восьмой раз трачу на тебя свое бесценное время… Но не унывай, дружок! У тебя осталось всего две попытки. Если не сдашь с десятой, личное общение с парочкой разъяренных верфольфов я тебе гарантирую. Лучше сама убью дурака, пока этого не сделал кто-то другой. Ступай, дружок!

Переставляя ноги как паралитик, потомок Дантеса пошел к выходу, всем своим видом изображая скорбь. Однако, едва дверь закрылась, он тотчас повеселел и помчался по коридору.

– Non scholae, sed vitae discimus,[4] – нравоучительно сказала Медузия.

Услышав знакомую латынь, перстень Феофила Гроттера попытался разразиться целой тирадой, однако Таня сунула руку в карман. В темноте старикашка быстро засыпал.

Медузия опустилась в кресло и, откинувшись на спинку, посмотрела на Таню. При магическом свете, который, пульсируя, истекал из шара, ее волосы казались темнее, чем при дневном.

– Итак, ты попала ко мне случайно? – спросила она.

– Да.

– И часто ты бродишь ночами по неосвещенному Тибидохсу?

– Обычно он не такой темный, – уходя от прямого ответа, сказала Таня.

Медузия кивнула, задержав голову в нижней точке. Подбородок коснулся ключицы. Никакого намека на второй подбородок! Античная красота не страшится времени. Пипа взорвалась бы от зависти, смешав пурген с нитроглицерином.


  46  
×
×