Таня Гроттер и проклятие некромага

«Там Зализина! О нет!» – внезапно осознала Таня.

Ей захотелось поскорее уйти, чтобы не встречаться с Лизон, но любопытство заставило ее остаться и прижаться спиной к стене. Зализина успокоилась. Чувствовалось, что особо сильного желания истерить у нее нет.

– А Глеб? Что он делал-то? Брал ножик и резал? – продолжала Шито-Крыто с интересом.

– Ясное дело: нет. Посмотрит с досадой, отвернется и вновь молчит как зомби. Но я-то уже знаю, что своего добилась. Где-нибудь через часик явится парочка мастеров со следами глины на костюмах и все исправит, а весь подъезд орет, потому что они вообще-то уже два месяца как метиловым спиртом траванулись и того… похоронили их, короче… Ну, ты понимаешь!

– Да, весело. А что Глеб-то про детство рассказывал? Ты хоть что-то запомнила? – спросила Ритка.

В ее голосе опытная Таня отметила скрытое презрение. Уж Ритка-то не прерывала бы редких минут откровенности Глеба дурацкими разговорами о стиралках. И вообще Зализиной, кажется, не молодой человек был нужен, а шестерящий завхоз. Жаль, что Поклеп связал свою судьбу с Милюлей. Уж у него-то и Зализиной домашнее хозяйство было бы в порядке.

– Детство? А, ну да!.. – вспомнила Зализина. – Он все пытался понять, почему старуха-ведьма выбрала в ученики именно его? Детей-то довольно много вокруг. Но Бейбарсов был особенный. Лепил из пластилина города, рисовал картины маслом.

– Ну, это многие делают, – небрежно сказала Ритка.

– И с мертвым котенком тоже многие спят? – сладким голоском произнесла Зализина. Только она одна умела вгонять иголки под ногти с такой приятненькой ужимочкой.

– ЧТО?

– Что слышала. Когда Бейбарсов учился в обычной лопухоидной школе, он подобрал на улице котенка. Общество любителей зверюшек, ути-пути! А котенок возьми через пару дней и проглоти рыболовный крючок. В общем, не буду описывать деталей, но котенок помучался и отбросил лапки. Бейбарсовская мама – тот еще персонаж, хоть я с ней и не знакома! – дала Глебушке коробку из-под обуви, велела положить туда котенка и закопать. Ну Глебушка, он же солдатик! Получил команду – значит, надо действовать. Взял котенка, закопал. Закопал и думал, думал, думал. Как же так? Был котенок живой и пушистый, а теперь лежит под землей дохлее дохлого? Задумчивый он у нас, Глебушка! – в голосе Лизон вновь стали появляться звенящие нотки.

Шито-Крыто сердито кашлянула и, насколько Таня могла судить, швырнула чем-то в Зализину, помогая Лизон взять себя в руки.

– Ну, в общем, на другой день после школы Глебушка взял лопату, выкопал котенка и положил его себе под подушку. Сделает математику, снимет подушку, посмотрит, подумает. Сделает русский, снова посмотрит, снова подумает. Жалко ему котеночка, сволочи такой! Ему только меня не жалко! Никому меня не жалко! Пытайте меня, убивайте, терзайте!

– Зализина, достала! Кончай верещать!

– О чем я? А ну да!.. В общем, четыре дня он глазел на этого тухлого котенка, от которого несло как от помойки, и гладил его, а потом тот – раз! – шевельнул лапкой и открыл глаза. Дохляк-то! А затем встал и вроде как мяукнул. Наш юный Глебушка от ужаса как заорет и – хлоп! – сознание потерял. Прибежала его танковая мамаша, и котенок улетучился неизвестно куда… В общем, через неделю после этой истории ведьма умыкнула впечатлительного Глебушку, и с этой минуты начинается уже история некромага Бейбарсова.

– Так, значит, дар был у него до того? Он оживил котенка, вкачивая в него ментальную энергию? – спросила Ритка.

– Какое там оживил? Оживил – это если бы котенок стал таким, как прежде. А Бейбарсов сделал из котенка ходячего кошака-зомби. А дар, по ходу дела, был, да… Я его как-то шутки ради спросила: «Глеб, а если б я умерла, ты б меня оживил?»

– А он? – спросила Ритка.

Зализина скривалась:

– А эта скотина сказала: «Нет!»

– А ты?

– А я: «А ее бы ты оживил, если б она на своем мерзком контрабасе разбилась?»

Что ответил Глеб, Таня так и не узнала. Схватив контрабас, она стремительно проскочила «темную» гостиную, услышала короткий, удивленный возглас Лизон, но не остановилась и пронеслась дальше. Толкая чужие двери, она нашла наконец свою, ничего почти не видя, захлопнула ее и упала на кровать.

В ее сознании роилось столько разных мыслей, что оно почти отключилось. Зачем она Бейбарсову? Что она для него: прихоть или предмет одержимости сумасшедшего? И обязана ли она оплачивать эту одержимость собой? Обязаны ли мы тем, кого приручили, если прирученные требуют за свое приручение слишком много?