Карта Хаоса

Прасковья рассеянно кивнула. Чувствовалось, что принципы Эдуарда Хаврона ей неинтересны.

– Загляни в шкатулку, если хочешь. Только не пытайся открыть. Это невозможно. Я уже пыталась, – разрешила Прасковья.

Зажмурив левый глаз и приникнув правым к окуляру, Меф испытал чувство, будто то, что он видит, происходит одновременно как в самой шкатулке, так и где-то вне ее, таким все было крупным, реальным и совершенно не лилипутским. Он увидел просторный кабинет, а в нем юркого жизнерадостного человека средних лет, длиннорукого и коротконогого, с всклокоченными седыми волосами гения и острой, торчащей вперед бородкой.

За человеком, не давая ему отдохнуть, неторопливо ползал неприятного вида паук размером с теленка. Всякий раз, как паук должен был коснуться его, длиннорукий отбегал шагов на десять и останавливался, отдыхая перед новой перебежкой.

– Кто это? – спросил Меф.

– Парамон Востряков! Большой оригинал! Неунывающий старичок, совершивший семь неудачных побегов из Тартара! Не читал его книжек? – сказала Прасковья.

Меф не читал.

– А вот это напрасно! Занятные такие оккультные книжечки! – покровительственно похвалила Прасковья. – Теория равновеликости добра и зла, всякие компиляции восточных религий, очищение эйдоса лимонным соком, разговоры с духами умерших (на самом деле говорят за них, конечно, комиссионеры) ну и так далее… В молодые годы, желая обрести всеведение и бессмертие, заключил с дядей сделку. Суть сделки такая: он сможет всегда, даже и после смерти, оставаться в своем кабинете! Он считал, что это поможет ему избегнуть Тартара. И разве он его покинул? Дядя взял да и перенес его кабинет в Тартар! А некоторые еще говорят, что он не держит своего слова!

– Он лгун-с, ваш дядя-с! Так ему и передайте! – негодующе крикнул остренький голос из шкатулки. Каким-то образом Парамон Востряков услышал всё, что было о нем сказано.

Прасковья пожала плечами:

– Чего передавать? Он и так всегда все слышит.

Старичок в шкатулке подпрыгнул.

– У меня были прозрения! И вообще про загробную жизнь вы показывали мне совсем другое!

– Лично мы с Ромасюсиком ничего тебе не показывали. Нас тогда еще и на свете не было, – возразила Прасковья. – И потом существует понятие адаптированного издания! А теперь ты читаешь полное!

– Всё равно существуют-с обязательства союзничества! Тартар получил множество эйдосов моих последователей! Со мной нельзя так обращаться! Ваш Лигул просто свинья-с! Да-с, именно свинья! Я должен иметь дополнительные права-с!

Прасковья не стала спорить.

– Конечно, должен! – сказала она и, взяв шкатулку, встряхивала ее до тех пор, пока Парамон Востряков не взмолился о пощаде.

Прасковья вернула шкатулку на подоконник.

– Веселый старичок! Уверен, что его надули и всё время пытается бежать, хотя это и невозможно… Хи-хи! Праша не говорила? Один раз его поймали чуть ли не в Хаосе!.. И давай, парень! Не стой как баран! Ты ей нравишься! Скажи что-нибудь, сделай! – шепнул Мефу Ромасюсик, воспользовавшись тем, что Прасковья оставила на миг в покое его сознание.

Прасковья нетерпеливо обернулась. Ромасюсик одеревенел и страдальчески растянул резиновые губы.

– Что он там лопочет? Учти, Ромасюсику не верь! Он всегда врет! – заявил он с внезапной самокритичностью. – Врёт и гадит! Попроси у него чайную ложку, он тебе даст, но прежде незаметно на нее плюнет или о подошву потрет. И так во всем!

Меф заторможенно кивнул. Если до этого момента он мало чему удивлялся, то теперь навалилось все разом. Все события сегодняшней ночи – странное явление пухлого юноши, полет на офисном стуле, странствие во мраке, пахнущем хризантемами, человек в шкатулке…

«Это не подробный сон, а реальность!» – осознал он.

Пока Меф выкарабкивался из трясины противоречащих воспоминаний, Ромасюсик отмерз и суетился за столом, терзая торт кривозубой пилой, похожей на орудие пыток. Несмотря на явное шутовство, торт он отрезал скальпельно точно, без крошек.

Торт оказался вкусным. Не слишком сладким, не расползающимся от крема, но и не сухим. Оптимум совершенства для торта. Правда, Мефу достался кусок, как глазурью покрытый оплывшим свечным воском. Буслаев задумчиво размял воск в пальцах, подумав, что Прасковья очень одинока.

– А ты почему не ешь? Хочешь, чтобы я покормила тебя из клювика в клювик? – спросила Прасковья у Ромасюсика.