Игра в реальность

– Нормально, – ответил я. – Новые инструкции получим утром.

Витька тяжело вздохнул, хлопнул себя ладонями по коленям и с безнадежным отчаянием покачал головой.

– Начальство, – доверительно сообщил он Трепищеву и многозначительно поднял брови, давая понять, что открыто критиковать начальство не имеет права.

Трепищев с пониманием кивнул.

– Вы знаете, у меня есть один роман, в котором контр-адмирал звездного флота настолько туп, что без адъютанта не может найти дорогу на капитанский мостик, – сказал он, глупо хохотнув при этом. – А у одного из главных мафиози в другом романе постоянно отходят газы, да так звучно, что все на него оборачиваются.

Я посмотрел на Трепищева с глубоким и искренним сочувствием. Если бедолага и в самом деле полагал, что это невероятно остроумно, то дела его были куда хуже, чем мне казалось прежде. А Парис к тому же еще и поручил нам утопить бедолагу в его же дерьме. Хотя я, хоть убей, не мог понять, для чего это было нужно. Ну, допустим, напишет Трепищев десяток-другой похабных книжонок. Так они же будут забыты прежде, чем их создатель сделает шаг туда, где простирается великое Ничто. О каком гобелене вечности в таком случае может идти речь?

Убедившись в том, что ничего интересного я ему сообщить не собираюсь, Витька вновь переключил свое внимание на Трепищева. Разговор у них шел все в том же ключе: Витька излагал свою с ходу придуманную теорию развития творческой личности, а Трепищев с готовностью проглатывал все, что он ему наговаривал.

Я шел на кухню с довольно твердым намерением выполнить указание Париса и положить конец Витькиным устным урокам литературного мастерства. Но, присев на табурет, подумал, а не послать ли к черту этого самого Париса? Хотя бы до завтрашнего утра? Завтра я снова начну следовать полученным от него инструкциям, а сегодня пусть Витька валяет дурака, сколько душе угодно. В конце концов, любой здравомыслящий человек на месте Трепищева давно бы понял, что над ним попросту насмехаются.

– Послушай, Вадим, – обратился я к Трепищеву. – А тебе никогда не приходило в голову написать что-нибудь на тему древнегреческой мифологии?

– Честно говоря, я не очень хорошо знаком с этим предметом, – ничуть не смутившись, признался писатель.

– Ну как же, – решил напомнить ему я, – Одиссей, Агамемнон, Парис… Разве тебе не знакомы эти имена?

– Про Одиссея я недавно кино смотрел! – радостно улыбнулся Трепищев. – А остальные… – Он задумчиво потер пальцами брови. – Нет, не припомню.

Сомнений в его искренности у меня не возни-кало.

– Ладно, друзья мои, – сказал я, прикончив свой кусок пиццы. – Вы можете продолжать вашу многоумную беседу, а я хотел бы отправиться в гости к Морфею. День сегодня был долгим и тяжелым.

– Я положил вам постельное белье на диван, – сказал Трепищев. – А вы, Виктор Алексеевич, – обратился он к Витьке, – можете лечь на кресло-кровать.

– Обо мне можешь не беспокоиться, – махнул рукой Витька. – Сам, если хочешь, иди спать, а я еще посижу. Я обычно раньше четырех не ложусь. Если подкинешь свои книжки, о которых мы говорили, то я их к утру как раз успею просмотреть.

– Конечно! – Трепищев с готовностью вскочил на ноги и, подхватив ночник, побежал в прихожую.

Я вышел из кухни следом за ним, чтобы посмотреть, откуда он будет доставать книги. Оказалось, что вся антресоль была забита запечатанными пачками с книгами.

Я зашел в комнату, взял с тумбочки небольшую настольную лампу и вернулся на кухню.

– Держи, – сказал я, передая лампу Витьке. – Если ты всерьез намерен посвятить ночь знакомству с творчеством нашего хозяина, то мне остается только выразить тебе самые искренние соболезнования.

– По-моему, ты несколько драматизируешь ситуацию. – Витька поставил лампу на стол и, наклонившись, подключил ее к электросети. – Вадим, конечно, парень чудной, но все же не полный идиот.

– Должно быть, он становится идиотом, когда берет в руку перо.

– Анатоль, – с усмешкой посмотрел на меня Витька. – Писатели давно уже не пользуются перьями. Даже пишущие машинки отошли в прошлое. В наше время все литературные произведения создаются на компьютере.

– Если бы компьютер обладал хотя бы зачаточным интеллектом, то он покончил бы с собой после первых двадцати строк, которые напечатал на нем Трепищев. – Я ободряюще похлопал Витьку по плечу. – Будем надеяться, что сопротивляемость твоего разума жесткому внешнему воздействию превосходит возможности искусственного интеллекта.