Игра в реальность

Как ни странно это прозвучит, я прекрасно понимал, почему Витька занял столь непреклонную позицию. На долю каждого из нас, родившегося и живущего в России, выпало немало такого, после чего язык не поворачивается объясняться в любви к своему отечеству. И все же подсознательно все мы надеемся – не верим, но все же надеемся, – что когда-нибудь страна эта изменится настолько, что в ней можно будет жить ничего не боясь, не думая с содроганием о завтрашнем дне, не пытаясь угадать, что в действительности кроется за туманными заявлениями политиков – откровенная глупость или коварный умысел, не меняя рубль на доллар, курс которого надежнее любого банковского сейфа. Мы хотим жить в этой стране, но жить так, чтобы нам не было за нее стыдно. В конце концов, мы просто хотим жить, а не бороться за выживание изо дня в день с упорством гладиаторов. И сейчас Витьке казалось, что он наконец-то нашел то, что искал: Россию, в которой живут счастливые, довольные жизнью люди, у которых власть не стремится забрать последнее, действуя теми же методами, что и оккупационные войска на захваченной территории противника. Именно поэтому Витька видел вокруг только то, что хотел увидеть, и старательно не замечал тех незначительных на первый взгляд несуразностей, которые заставляли задуматься о том, что в этом мире не все так хорошо, как кажется. В свое время мой школьный преподаватель ботаники, заглянув ко мне в тетрадь, в которой я цветными карандашами изобразил различные типы растений, выдал сентенцию: «Слишком хорошо – это тоже нехорошо».

Но вот чего я никак не мог понять, так это почему я сам с маниакальным упорством пытался усмотреть за внешней красотой этого нового для нас варианта реальности что-то, чего не должен был видеть ничей глаз? Почему я и Витьку старался заставить смотреть на то, от чего он упорно отворачивался? В конце концов, какое нам обоим было дело до того, что происходило вокруг, если данный вариант реальности был для нас всего лишь одним из многих и мы покинем его, когда на то будет воля тех, кто играл нами, как марионетками? Неужели и в самом деле на меня так сильно повлияло общение с мертвыми?..

Неожиданно я понял причину своей тревоги. И навела меня на это именно мысль о театре марионеток. Что делал владелец небольшого кукольного райка для того, чтобы перенести действие представления в совершенно иное место, а заодно заставить как зрителей, так и участников спектакля почувствовать перемену настроения всего действа? Он просто менял задник декорации. Именно это проделал с нами и Парис. Он хотел, чтобы перед встречей с ним мы расслабились и утратили осторожность. Или же это вновь были только мои домыслы?..

Я поставил на стол недопитый бокал вина и посмотрел через плечо в сторону дверей, полуприкрытых кумачовыми портьерами, возле которых происходило какое-то движение.

Придерживая одной рукой портьеру, метрдотель с крашеными волосами что-то объяснял невысокому черноволосому мужчине, одетому в строгий темно-синий костюм. При этом он указывал на наш столик.

– У нас гости, – тихо произнес я.

Витька оторвался от тарелки с супом, которая была для него уже второй, и посмотрел на двери.

– Это Парис? – спросил он.

– Не знаю, – ответил я.

– Что значит «не знаю»? – удивился Витька.

– Во-первых, человек стоит ко мне спиной, – объяснил я. – Во-вторых, даже когда он повернется лицом, я не знаю, смогу ли узнать в нем Париса, которого видел всего один раз двадцать лет назад.

– Ты думаешь, за это время он сильно изме-нился?

– Я думаю, что моя зрительная память не настолько хороша.

Мужчина у дверей кивком поблагодарил метрдотеля и, войдя в зал, направился в нашу сторону.

– Это Парис? – снова спросил Витька.

– Нет, – уверенно ответил я. – Но я знаю этого человека.

Я узнал его с первого взгляда. Это был следователь, которого я встретил в Витькиной квартире после взрыва. Звание – капитан. Фамилия у него была какая-то совсем простая. Кажется, Краснов… Да, точно – Краснов. А вот имени-отчества следователя я вспомнить не мог.

То, что на встречу вместо Париса явился следователь, мне совершенно не понравилось. Он не мог быть официальным представителем хайперов – в лучшем случае какой-нибудь мелкий порученец из местных, которого Парис использует в случае надобности. Так почему же на важную встречу является именно он? Но еще больше мне не нравилось то, что до этого я уже встречал Краснова при совершенно иных обстоятельствах. Зная теперь, что он работает на Париса, трудно было предположить, что дело о взрыве в Витькиной квартре было поручено вести именно ему по чистой случайности.