100  

Рядом с ним сидел крепкий, среднего роста агент Корнеев. Насупив густые светлые брови, он усиленно ковырял в ухе спичкой и задумчиво цыкал зубом. У него были спокойные серые глаза и ровные белые зубы.

Внешне он смахивал на ничем не примечательного приказчика мелочной лавки, но между тем на его счету было семеро убитых преступников, оказавших сопротивление при задержании, — четверо армян из шайки, вырезавшей целые семьи, и трое беглых, которых он уложил из револьвера, находясь в совершенно безвыходном положении, по крайней мере, так казалось каторжникам, встретившим его по весне в одном из закоулков на Хлудовке.

Заметив, что Алексей наблюдает за ним, Корнеев полез в карман и достал плоскую жестяную коробку с папиросами «Антракт». Одну папиросу сунул в рот, пожевав ее, откинул назад голову и, прищурившись, внимательно посмотрел на Алексея.

— Что такой смурной? Небось никогда утопленников не видел?

Алексей промолчал.

— Интересно, зачем он полез в воду? — не отставал от него Корнеев. — Или кто его туда столкнул?

Ты думал об этом?

— Пока нет, — ответил односложно Алексей.

— На месте разберемся, — пробурчал, не поворачивая головы, Тартищев, — но чует мое сердце, неприятностей с этим венгром не оберешься…

Карета, скрипнув рессорами, остановилась на обочине, и Тартищев приказал:

— Выходи!

Они вышли и оказались под деревянной облезлой аркой, за которой начинался спуск к пристани, крутой и скользкий после обильного ночного дождя. Под аркой толпились зеваки, в основном бабы и ребятишки, жившие поблизости в рыбачьей слободе, и пара репортеров из местных газет. Один из них, черноглазый, с редкими усиками на розовощеком молодом лице, подтянул дешевые штучные брюки и резво бросился наперерез Тартищеву, но тот молча отстранил его рукой и прошел мимо городового, не пускавшего посторонних на набережную. Алексей и Корнеев последовали за ним, но Олябьев опередил их и оказался на набережной раньше самого Тартищева, что было весьма удивительно для человека, только что сладко дремавшего на всем пути от полицейского управления до места происшествия.

На набережной собралась небольшая толпа. Алексей заметил Ольховского, Лямпе и нескольких жандармов, столпившихся вокруг черной пролетки, с верха которой стекала вода. С нее еще не успели снять подъемные цепи и не отцепили ручную лебедку, с помощью которой пролетку поднимали из воды. Неподалеку один из жандармов, вероятно, тот, кто лазил в воду и надевал на пролетку цепи лебедки, вытирал мокрые волосы полотенцем.

Тартищев поздоровался с начальником охранного отделения и шефом жандармов. Они скорбно посмотрели на него и молча кивнули в ответ. Жандармы из оцепления расступились, пропуская Алексея и Корнеева, и тут же без единого слова сомкнулись за их спинами. Олябьев тем временем взгромоздился на ступеньку для пассажиров и заглянул внутрь.

Пролетка была сильно помята. Кожаный верх в нескольких местах зиял дырами со свисавшими по краям клочьями, но колеса почти не пострадали, хотя экипаж стоял слегка перекосившись, из-за того, видно, что от удара погнулись рессоры. Обшивка сиденья намокла от воды и почернела, и на набережной скопилась приличная лужа, в которую продолжали сбегать бойкие ручейки с верха и пола пролетки.

Венгр находился внутри, а не на козлах, что, видимо, и удивило Лямпе, отправившего адъютанта за Тартищевым. Уткнувшись неестественно вывернутой темной головой в угол экипажа, он сжимал в руках обрывок вожжей. Прежде красивое лицо побелело, глаза под приспущенными веками закатились под лоб, так что виднелись одни белки, а в открытый рот набился песок. На лбу справа виднелся огромный кровоподтек, а на нижней челюсти — изрядная ссадина.

Тартищев отошел от пролетки и, окинув хмурым взглядом сначала Лямпе, затем Ольховского, снял фуражку. Потянул было ладонь к затылку, хмыкнул с досадой и спросил:

— Что случилось?

Лямпе молча кивнул на откос, с которого, судя по колее, пролетка съехала в воду… Один из зевак держался за деревянный, потемневший от времени столбик, к которому возчики обычно привязывают своих лошадей. Столбик почти вывернуло из земли, а на его поверхности ясно виднелось светло-желтое, цвета свежеспиленной древесины пятно.

— В этом месте пролетка налетела на столб, — пояснил с явной неохотой Лямпе. — Разгон сильный был, катилась вниз — будь здоров! — Он криво усмехнулся. — О воду ее тоже садануло прилично, но парня, слава богу, не выбросило. А то ищи его, свищи потом в порогах!

  100  
×
×