Агент сыскной полиции

Пришли вдвоем, один полез через крышу в окно, как проник в дом другой, пока мы не знаем, возможно, Мозалевский впустил Казначеева через парадный подъезд.

— Казначеев зашел в переулок уже после убийства, и наверняка, чтобы спрямить путь до «Лакомого кусочка». Я соскреб немного грязи с его сапог. — Алексей вытащил из кармана бумажный пакетик и высыпал его содержимое на чистый лист бумаги. — Вот смотрите, Федор Михайлович, — ни хвои, ни мха, только песок и стебелек гусиной травки, которой полно на обочинах, но, что самое интересное, тут хорошо заметны частички кирпича и желтого песка. Им усыпана дорожка, которая ведет к парадному подъезду. Кирпичная дорожка, в которой кирпичи изрядно выщерблены.

— Это ни о чем не говорит, — махнул рукой Тартищев, — он был у Дильмаца в субботу, получал расчет. И к дому подошел по этой самой дорожке…

Алексей насупился.

— Я, конечно, многое не понимаю, но только кто отправляется на убийство одетым как на праздник, Федор Михайлович? Я знаю, что Дильмац был очень сильным человеком. Мы с ним не раз встречались в яхт-клубе. Он рассказывал, что каждое утро занимался гимнастикой, обливался холодной водой. Я сам видел, как он ходил под парусом, хорошо плавал… Казначеев должен был знать, что он мог оказать очень приличное сопротивление. Притом у него был револьвер, но он не воспользовался им…

— Ты это хорошо подметил, — Тартищев одобрительно улыбнулся, — Казначеев не мог не знать об этом. И если он оделся, как ты говоришь, будто на праздник, это предполагает два момента: или он не собирался заходить в дом, или сопротивления вовсе не ожидал, то есть Дильмаца никто не собирался убивать.

Возможно, они хотели управиться еще до его прихода, а князь вернулся раньше времени… — И убийцы позволили ему лечь в постель, а потом принялись его убивать? Что-то здесь не вяжется, Федор Михайлович! — с сомнением в голосе произнес Алексей.

— По словам камердинера, из вещей Дильмаца пропала сущая чепуха: несколько монет, которыми Мозалевский, видимо, и расплачивался в трактире, серебряная мыльница, два ордена, золотые часы, перстень с двумя небольшими бриллиантами и тот самый пистолет, о котором ты вспомнил. Добыча не ахти какая! Да еще бумажник, но, по словам камердинера, князь накануне крупно проигрался и наличных денег у него оставалось очень мало. Конечно, если б им удалось открыть несгораемый ящик, где у князя хранились драгоценности и большая сумма денег, или хотя бы унести его с собой, их усилия бы оправдались. Но они не смогли даже отодрать его от пола…

— Это еще раз подтверждает, что убийцы все-таки появились после того, как князь заснул, — сказал Алексей, — иначе б он заметил, что в комнате кто-то побывал и пытался открыть ящик. Потом, ордена и перстень он, по словам камердинера, всегда надевал по важным случаям, а если не надевал, то перед уходом прятал в тот самый ящик…

— Ладно, ближе к делу, выкладывай все, что ты думаешь по этому поводу, — проворчал Тартищев и окинул Алексея насмешливым взглядом, — совсем заморочил голову старику.

— Я думаю, что положение трупа на кровати необычно, но не случайно. Он лежал ногами к изголовью.

Это говорит о том, что убийца был из своих людей, который знал о наличии сонетки, висевшей слева. Князя перевернули, возможно, даже спящего, чтобы он не смог позвонить в колокольчик и позвать на помощь.

— Но кого он мог позвать, кухонного мужика?

Нет, Алеша, это не доказательство. Сонетка вон и у меня висит. Любой слуга знает, где она находится.

Убить князя мог любой человек, служивший в господских домах.

— Но вы не можете отрицать, что драка была!

В комнате все перевернуто, лампа разбита и валяется на полу, постель и одеяло скомканы, везде следы крови. На теле самого князя множество порезов, похоже бритвой, которая лежала на столике… Но Дильмаца все-таки не зарезали, а удавили подушкой.

— Но опять же ерунда какая-то получается, Алеша — Тартищев шлепнул здоровой ладонью по столешнице, — на одежде Казначеева крови, кроме как из его разбитой головы, не обнаружилось. Выходит, участия в убийстве он не принимал?

— Я тоже поначалу подумал, что он мог дожидаться Мозалевского в переулке и не заходить в дом, но ведь кто-то должен был помочь убийце связать князя?

Князь, видно, отчаянно сопротивлялся, вот они и скрутили ему руки и ноги шнурами от штор. Одному там не справиться было, князь, как я уже сказал, отнюдь не слабым был.