Агент сыскной полиции

Конечно, если вы позволите… — Он вновь взял ее за руку. — Я ведь даже нарисовал ваш портрет. Только я не видел ваших волос, поэтому на портрете они темные…

Завадская расхохоталась.

— Они на самом деле темные, а выкрасила я их после побега с каторги. Жутко ядовитый цвет, но кое-кому очень нравится, — произнесла она слегка кокетливо, но взгляд ее по-прежнему оставался напряженным. И Алексею вдруг показалось, что с ним играют в кошки-мышки, правда, лениво, без азарта, но роль кошки отвели явно не ему…

— Хорошо, — произнес он с обидой, — если вы меня отвергаете… Возможно, вы не верите мне? Из-за моей службы? Но, честное слово, я совсем ею не дорожу! Я могу уйти хоть сейчас. Вы только скажите!

— Ну что вы, Алеша! — Завадская ласково посмотрела на него. — Зачем же так резко! Просто я боюсь, что вы быстро во всем разочаруетесь и я стану виновницей ваших разочарований.

— Но я могу быть полезен вам. — Алексей вскочил на ноги. — Наша вторая встреча не случайна.

Видно, там, — он ткнул пальцем в потолок, — все это давно определено. Иначе мы бы просто разминулись. Я ведь по чистой случайности, из-за дождя, задержался у приятеля. И вы наверняка тоже совершенно случайно оказались на этой тропинке одна.

— Да, — удивленно произнесла Завадская, — я действительно никогда не хожу по этой тропинке одна. Но извозчик умудрился застрять в канаве, и мы с Григорием битый час помогали ему оттуда выбраться, пока я окончательно не вымокла и не замерзла. Тогда Григорий отправил меня домой. Но вам не кажется, что грабитель знал, что я буду возвращаться одна, и поджидал именно меня, потому что по этой тропке даже днем мало кто ходит?

— Вы наверняка ошибаетесь, — возразил Алексей, — возможно, он поджидал первого, кто попадется.

Не выйди я от приятеля чуть позже, вполне мог оказаться на вашем месте.

— Но тем не менее вы очень удачно появились, как раз вовремя, иначе я просто бы умерла со страху! И вы так ловко уложили его! А ведь у него и револьвер был, и нож…

— Когда-то я тоже увлекался французской борьбой, — смутился Алексей, — даже из дому убежал в пятнадцать лет. Полтора года скитался с одним цирком. Там и научился кое-чему. Чемпионских лент не заработал, но зато встречался со многими борцами.

Правда. Григория вижу впервые.

— Вы убегали из дома?! — изумилась Завадская. — И ваши родные не искали вас?

— Конечно же, искали, а я слишком поздно понял, что натворил. Отец нашел меня в Саратове и даже за уши не отодрал, просто сказал, что матушка чуть не умерла после моего исчезновения.

— А сейчас ваша матушка здорова?

— Слава богу, здорова! После смерти отца никуда не выезжает, живет в нашем имении под Смоленском.

Завадская с интересом взглянула на Алексея, хотела что-то еще спросить, открыла было рот, но в этот момент на пороге возник Григорий. Многозначительно посмотрев на Завадскую, он скрылся за дверью, которая вела из гостиной в прихожую. Это Алексей постарался запомнить, когда его вносили в спальню.

— Алеша, простите, но я вынуждена на некоторое время покинуть вас, а вы пока займитесь чем-нибудь.

Газету почитайте, что ли… — Она ласково улыбнулась, но по взгляду, который Завадская бросила вслед борцу, Алексей догадался, что она встревожена.

Женщина торопливо вышла, а Алексей пересел на край дивана поближе к двери, взял в руки газету «Сибирские ведомости» и тут же наткнулся на сообщение об ограблении ювелирного магазина Вайтенса. Быстро пробежал его глазами, остановившись на паре абзацев, с особым восторгом повествующих о разгроме, учиненном неизвестными преступниками в одном из самых шикарных магазинов города. Дальше шли домыслы репортера о сумме похищенных драгоценностей, и Алексей поморщился, представив лицо Тартищева в тот самый момент, когда эта газетенка попадет ему в руки.

После подобной статейки непременно вызовут Федора Михайловича на ковер к губернатору, это уж как пить дать вызовут… Но главные события произойдут чуть позже, и можно только догадываться, в какой крендель завьются хвосты личного состава сыскной полиции после визита Тартищева к высокому начальству…

Алексей отбросил газету в сторону и прислушался.

За дверью что-то крайне возбужденно обсуждали. Два или три раза он уловил слово «грек», произнесенное почти трагическим шепотом. Говорил мужчина, и наверняка Изя Фейгин, потому что иногда срывался на фальцет. Борец гудел басом, но редко. Похоже, его мнением не слишком интересовались. Преобладал в разговоре голос Завадской. Выходит, прав оказался Вавилов, когда предполагал, что эта дама верховодит всеми этими господами с сомнительным прошлым…