96  

— Как видишь, принципы принципами, а жизнь жизнью! — развел руками Вавилов. — Вот и детишек спроворили кучу, четверо уже. Да и пятый на подходе.

Маша моя на сносях. Толстая, что купчиха. Вот и пришлось под купца на этот раз рядиться. Но, скажу вам, весьма убедительно получилось У еврейчика глаза закосили, нос вытянулся, засуетился, болезный, завертелся, словно блоха его за муди тяпнула…

— Я ведь тоже догадался, что Завадская любовница Дильмаца, — сказал Алексей сконфуженно и не договорил, махнул рукой.

— Что краснеешь, как барышня? — засмеялся Тартищев. — Наше дело сыскарское, тут не до реверансов и поклонов. Надо дерьмо съесть и на б… залезть, съедим и залезем…

— Знаешь, Алешка, ты хоть на бабе верхом доказательства добывал, все в радость, а мне как-то раз целую ночь среди вонючего тряпья под кроватью пришлось проваляться. А парочка резвая попалась. До утра забавлялись. Всю морду сеткой мне расцарапали, — расплылся в улыбке Вавилов.

Алексей сердито взглянул на него:

— Ну и циник же ты, Иван!

Тот показал в улыбке все зубы:

— Не горюй, из таких романтиков, как ты, самые отъявленные циники и получаются. — И уже серьезно добавил:

— Жизнь такая штука, Алешка, что от романтических слюней в конце концов одни сопли остаются. — И, обернувшись к Тартищеву, деловито спросил:

— Ну что, вести Завадскую?

— Веди! — кивнул головой Тартищев и посмотрел на Алексея:

— Может, тебе все-таки уйти?

— Нет, я останусь, — решительно произнес Алексей и спросил:

— Чем они меня опоили, Федор Михайлович?

— А это тебе еще один урок, Алешка, — вздохнул Тартищев и достал из сейфа плоскую фляжку Фейгина. — Никогда не пей на задании, а то ведь и без головы остаться немудрено. — Он плеснул несколько капель себе на руку и быстро растер их между ладонями.

Понюхал и пояснил:

— На белене водку настаивали.

Твое счастье, что мало хлебнул, а то ведь и в могилевскую можно сыграть… Они наверняка так и задумали, чтоб от ненужного свидетеля после ограбления избавиться, тем более полицейского. Вот и столкнул тебя еврейчик прямо под копыта… — Он помотал фляжкой, взбалтывая ее содержимое, еще раз понюхал и удовлетворенно произнес:

— Точно на белене, а еще, бывает, на чертополохе выдерживают, а пиво, я уже как-то тебе говорил, чаще на табаке или на окурках, чтобы с ног свалить… — Он вновь вернул фляжку в сейф и подмигнул Алексею:

— Держись, сынку, не стоит эта тварь того, чтобы из-за нее сопли на палец мотать.

— Вы слишком плохо обо мне думаете, — огрызнулся Алексей и смело посмотрел в глаза Завадской, возникшей на пороге кабинета Тартищева в сопровождении Вавилова и казака конвойной команды.

Глава 25

Пышные рыжие волосы свалялись и сейчас больше походили на паклю, которой состоятельные хозяева затыкают щели между бревнами, чтобы лютые сибирские морозы не выстудили избу. Глаза казались еще более глубокими и огромными на иссиня-бледном лице. Завадская то и дело облизывала губы, и мускулы на ее лице судорожно вздрагивали всякий раз, когда ей приходилось выталкивать кончик языка наружу, видимо, он прилипал к зубам.

Она волновалась, но старательно изображала, насколько ей безразлично, где она сейчас находится и кто сидит напротив нее за столом, обитым зеленым сукном.

И только этот кончик языка, торопливо скользящий по губам, эти нервные гримасы и странный, словно отблеск затухающей лампады, огонек в глазах с узкими, как у кошки, зрачками выдавали ее. И, взглянув на Тартищева, который полупрезртельно-полунасмешливо наблюдал за ее попытками сохранить достойный вид, Завадская поняла, что он догадывается об этих попытках. И тогда она высокомерно подняла голову, намеренно обошла Алексея взглядом и спросила:

— Чему обязана, господа?

— Вы, Завадская, напрасно корчите из себя знатную дамочку, — поморщился Тартищев, — я б на вашем месте поостерегся вести себя подобным образом.

Для меня одинаково, что Семка-колодник с рваной ноздрей, что вы, дочь польского шляхтича, которому все отрадно, коль России накладно.

— Не смейте трогать моего отца! — с расстановкой и сквозь зубы произнесла Завадская. — Вы его мизинца не стоите!

— О, упаси, господь! — воздел руки к небу Тартищев. — Кому он нужен, ваш папенька?

Завадская не ответила на этот почти риторический вопрос, лишь окинула Тартищева мрачным взглядом, кивнула на Алексея и процедила — Уберите этого юного провокатора! Иначе ничего говорить не буду!

  96  
×
×